Читать книгу - "Стократ - Марина и Сергей Дяченко"

– Наживку, – князь поводил рукой по щеке, потрогал ногтем щетину. Резко обернулся:

– Зачем пришел? Доложить? Не верю. За наградой?

Он вытащил из ящика стола и звонко уронил перед Стократом кошелек на кожаном шнурке:

– Твое.

– Спасибо, – Стократ без церемоний спрятал деньги в карман. – Как это было? С языковедом?

Князь размышлял несколько мгновений. Он был человеком решительным и скорым на действие, но – если дело касалось простых и понятных вещей вроде драки.

– От лесовиков прислали послание. Не в срок, но такое бывает нередко. Иногда они меняют планы вырубки – если, например, засуха или наоборот наводнение, или если им просто в голову взбрело.

– То есть зажгли огонь в маяке, дозорные увидели и пришли за кувшином?

– Именно так. Огонь горит – дозорный приходит и берет напиток. Бегом приносит мне, я вызываю мастера. Дело было после полудня, ближе к вечеру.

– До заката? – быстро спросил Стократ.

– Далеко до заката… А что?

– Да так, – Стократ перевел дыхание. Ему показалось очень важным, что смертельное послание прибыло раньше, чем лесовик-изгнанник погиб от его меча. – Ты говоришь, пришел мастер…

– Пришел и привел ученика своего сопливого, Плюшку этого. Взял кувшин, понюхал питье, налил в серебряную ложку – красовался ради ученика, а так он, бывало, из горлышка пробовал… И как только губами коснулся – так упал.

– Ничего себе, – сказал Стократ.

Князь кивнул:

– Да… Тут бы затаиться, но дело испортил этот щенок, Плюшка. Как завизжит, как выскочит, только его и видели… Через минуту уже все знали, что случилось – и началось! На закате лесорубов обстреляли – а я догадываюсь кое по чему, что лесорубы-то на тех первыми напали…

– Зачем?

– А затем, что гудит все – война! Вот они со страха или от удали дурной на лесовиков наскочили, а те в ответ. Спасибо, стрелы не отравленные!

– И что теперь?

Князь мотнул головой. Взял со стола колокольчик и встряхнул, как склянку с лекарством. Не успел стихнуть звон – вошел Глаза-и-Уши, унылый и постаревший.

– На площади шумят, – прошелестел советник, мельком глянув на Стократа. – Только что Сходню привезли. Так вздумалось им, что купца нашего тоже лесовики…

– Дурачье, – пробормотал князь.

– Стража готова, – Глаза-и-Уши прикрыл глаза полупрозрачными белесыми веками. – Если послать за подмогой в Правую и Левую руки, можно и ломануть на них… Что их стрелы? Против стрел щиты есть. А вот против огня у них мало защиты…

Он открыл глаза и поглядел на князя прямо, будто издеваясь:

– Так они говорят, стражники, орлы наши. Дурачье, да с мечами, а где умных возьмешь?

– А что лесовики?

– Затаились. На заставе оцепление… Что делать, светлейший?

– Иди к нашим, – отрывисто велел князь. – Иди, они сейчас с площади сюда припрутся, еще мертвого Сходню с собой притянут. Иди, скажи им… Придумай, что. Но чтобы сегодня они были по домам, и завтра тоже, а с утра посмотрим…

Глаза-и-Уши скептически покачал головой:

– До утра у нас срок, светлейший, чтобы думать. И то… если лесовики раньше не проснутся.

И вышел в потайную дверь.

– Но это еще не все, – сказал князь, проводив его глазами.

Стократ подобрался.

– Ночью второе послание выложили. Развели огонь… Дозорные не брали до самого рассвета – стрел боялись. Потом все-таки загородились щитами и взяли. Принесли мне… А что в этом послании – кто мне скажет? Может быть, ты?!

* * *

– Я все равно не буду, – Плюшка глядел на князя снизу вверх, губы его тряслись, но глаза смотрели твердо. – Я никогда не буду, я не учился, я ничего не умею. У меня нос сопливый. Я ничего не знаю. Я не буду, и рта не раскрою, и все равно ничего не пойму!

На столе у князя стоял простой глиняный кувшин – Шмель видел такие тысячу раз. Это была обыкновенная посуда лесовиков, в ней они передавали все свои послания.

– А вот поймешь, – ласково сказал князь. – Я сейчас нагайку достану, и все ты поймешь, сопляк.

– Хоть режьте! – Плюшка возвысил голос. – А-а-а!

Из-за окон ему ответил гул толпы: люди явились к князю, требуя защиты. Требуя решения. Требуя немедленных действий.

Князь перевел взгляд на Шмеля. Тот глубоко вдохнул – и так и остался стоять, не сводя глаз с кувшина.

– Пробуй ты, – уронил князь. – Учился?

Меня ведь сочли недостойным, угрюмо подумал Шмель и сам себе поразился – откуда такие мысли на пороге, скорее всего, ужасной гибели?

– Минуту, – сказал Стократ.

Он взял кувшин за горло, как дохлого гуся. Осторожно покачал в воздухе. Вынул тряпичную затычку.

Осторожно поднес горлышко к носу. Поводил туда-сюда ладонью, подгоняя запах. Поднял брови:

– Ничего не чувствую. Как вода.

Шмель шагнул к столу. Взял стакан и опять удивился, на этот раз своему спокойствию. Все внутри онемело – не то от страха, не то от изумления: теперь я мастер, единственный языковед в Макухе. А значит, в мире. Никто ведь не знает, есть ли где еще на свете языковеды…

Вытянув руки, он очень осторожно перелил из кувшина несколько капель на самое дно стакана. Жидкость была изумрудной.

В комнате было тихо, как в облаке. Снаружи что-то говорил Глаза-и-Уши, и ревела толпа, заглушая его надтреснутый голос.

Шмель поднес стакан к губам и подумал, что такой точно была последняя минута учителя. Как-то скомкано, неправильно… Даже не поговорили толком с матерью, с отцом, с братьями…

– Дай, – тихо сказал Стократ.

Он вынул стакан из холодной ладони Шмеля. Прищурился, запрокинул голову, тронул губами изумрудную жидкость – Шмель даже выдохнуть не успел. Вспомнилось Плюшкино: «Ни слова не вымолвил! Черный, как головешка! Зубы оскалил!»

Стократ облизнул губы. Склонил голову на бок, прислушиваясь к своим ощущениям:

– Ну и дрянь… И как из этого можно что-то понять?

Он попробовал еще, поморщился и неожиданно подмигнул; Шмель понял, что все еще стоит, подняв руку, и форма скрюченных пальцев повторяет форму стакана.

– По крайней мере, – пробормотал внимательно наблюдавший князь, – это хоть не убивает мгновенно…

Тихонько заскулил Плюшка, о котором все забыли. А Шмель дрожащей рукой снова принял стакан, тронул губами изумрудную поверхность и, зажмурившись, набрал полный рот.

Яд!

Яд, говорилось в послании, Шмель помнил этот вкус, хоть мастер давал его пробовать только однажды. Яд, и будущее время; яд, и вода. Много воды. Угроза. Обещание смерти.