Читать книгу - "Хранитель равновесия. Проклятая невеста - Дана Арнаутова"

– И предсказать, и изменить, – серебряно прозвучало в полутемной комнате, а Наргис вдруг почувствовала запах цветущих деревьев. – Чего именно хочешь ты, дочь ир-Даудов?

Наргис вздрогнула, но тут же осадила себя. Конечно, Иргана распустила язычок, похваставшись, кому служит.

– Узнать кое-что, – сказала она, не без удовольствия услышав, что голос опять стал обычным. – Ты мне погадаешь?

– Нет, – спокойно уронила Минри. – В этом нет нужды. Ибо на все вопросы, что ты можешь задать, ответы тебе уже ведомы. Ты скрываешь их от себя, но в глубине души знаешь, и именно это источник твоего страха. Разве не так, дитя?

– Я… не знаю… – беспомощно проговорила Наргис, разом потеряв изрядную долю самоуверенности, потому что гадалка говорила совсем не то, что должна была, но то, что находило беспощадный отклик в душе Наргис, как стрела находит щель в доспехах. – Я не знаю свою судьбу. И ответов на свои вопросы я тоже не знаю! – запоздало возмутилась она. – Если не хочешь гадать, так и скажи!

– Хорошо. – По бесстрастному лицу чинки мелькнула быстрая улыбка. – Давай поиграем в эту игру, раз тебе так уж хочется. Задавай вопросы и услышишь ответы. Или будешь проверять меня, как эта смешная девочка, твоя служанка? Попросишь рассказать твои тайны, о которых никто не знает?

– Почему бы и не проверить? – упрямо бросила Наргис. – У меня нет тайн, которых я должна стыдиться.

– О да, – насмешливо согласилась чинка. – Ничего такого, чего постыдилась бы дочь твоего рода, это верно. Так о чем же тебе рассказать? Может, о том, как однажды твой брат посмеялся над твоим изменяющимся по-женски телом, а ты отхлестала его тяжелым мокрым полотенцем? Или о том, как ты купила в книжной лавке поэму бездарного писаки лишь потому, что художник оказался лучше поэта, и юный красавец, нарисованный на шелковой обложке книги, пробудил в тебе томление? Ах, эта книга до сих лежит в твоем заветном сундучке среди самых любимых, хотя открывала ты ее пару раз и, прочитав страничку, закрыла навсегда…

– Перестань…

Наргис в изумлении почувствовала, как краснеет. Все верно… И вроде бы ничего особенно тайного в этом нет… Про случай с Надиром гадалке мог рассказать кто-то из домашних, хотя никто их ссоры не видел, а Надиру и в голову не пришло пожаловаться. Но ладно… А книга? Откуда чинке знать, почему Наргис ее купила?!

– Или, может быть, мне рассказать о шкатулке черного дерева? – так же мягко и с усталой насмешкой спросила гадалка. – О том, чьи письма лежат в ней, и сколько сладких слезинок стоит тебе каждое письмо, которое в нее добавляется…

– Прекрати! – яростно бросила Наргис, в последний миг понизив голос, чтобы воины, стерегущие за дверью, не вломились, чего доброго, ее спасать. – Вот уж это точно не твое дело! Хорошо, я… я верю.

Она с огромным усилием отогнала мысль, кто из служанок мог рассказать о… шкатулке. Это уже не детские шалости и даже не девичьи секреты, это… Нет, потом. Об этом она подумает потом, а сейчас пусть эта… эта… Ответит!

– Я и в самом деле проклята? – выпалила она то, что вертелось на языке. – Кем? Как это снять?

– Это целых три вопроса, дитя, – улыбнулась чинка неожиданно ласково. – И ответы на второй и третий кроются в первом. Что есть проклятие и что есть дар? Сняв проклятие, не откажешься ли ты от дара, самого драгоценного в твоей жизни?

– Так…

Наргис вдруг охватило горькое разочарование. А она-то поверила… Примчалась сюда, ожидая чуда! И встретила обычную туманную болтовню, чтобы заморочить голову богатой дурочке.

– Можешь больше не трудиться, – холодно сказала она чинке, поднимаясь. – Такое предсказание я могла бы получить у любой базарной гадалки или жреца в храме. Уж разницу между даром и проклятием я знаю хорошо. Дар не приносит смертей! А я…

– Ты не приносишь их тоже, – бесстрастно и еще холоднее прозвучало в ответ. – Сядь, глупая девчонка. Ты хочешь правды? Чистая правда опасна, как обнаженный клинок. Ибо как клинок не хочет возвращаться в ножны, не испив крови, так и правда мстит за свое обнажение тем, что, прозвучав, меняет мир. Сядь, я сказала.

Пораженная Наргис молча села.

– Дай руку.

Она протянула руку и вздрогнула, когда холодная тонкая рука, словно сделанная из того же чинского фарфора, взяла ее запястье тонкими цепкими пальцами.

– Вот твоя правда, девочка, – улыбнулась чинка, глядя в душу Наргис страшными пронизывающими глазами. – Твой дар и твое проклятье суть одно. Ты зерно, которое принесет в этот мир божественный колос. И будут зерна в нем величайшим злом или величайшим добром для мира – это уж как получится. Те смерти, что уже случились вокруг тебя, сущая мелочь по сравнению с тем, что может обрушиться на мир, если…

– Если – что? – спросила Наргис, подозревая, что колдунья сошла с ума.

Ведь не может она говорить это всерьез? Какое дело миру до одной-единственной девушки, не самой прекрасной, не самой родовитой или могущественной… Всего лишь проклятой и приносящей смерть.

– Да не ты ее приносишь, – голосом наставницы, уставшей от глупости ученицы, сказала чинка. – Успокойся… Да, твои женихи умерли из-за того, что посватались к тебе, но твоей вины в этом нет. Нельзя же винить ограбленного в том, что грабителю понравился его кошелек. Эти бедные ягнятки всего лишь попались на пути того, кто охотится на тебя, девочка. Того, кто хочет сделать тебя своей, ибо ты ключ к его могуществу и единственный свет, которого жаждет его темная душа. Того, в чьих пальцах засыхают розы.

– Кто… он? – с трудом произнесла Наргис непослушными губами. – Это он… меня… проклял?

– Нет, это ты прокляла его, – рассмеялась вдруг чинка, словно серебряные монеты раскатились по хрусталю. – Забавно, правда? Ах, ты еще не понимаешь, насколько забавно, но поймешь. Обязательно поймешь. А что ты хотела услышать от меня, когда шла сюда? Что проклятье будет снято? О да, непременно будет. Что тебя ждет жизнь обычной женщины? Муж, дети, дом… И это будет. Увы, самое страшное в твоей судьбе, что она предопределена. На какую бы дорогу ты не свернула, в конце там непременно окажется то, чего ты так хочешь.

– Разве это страшно? – осторожно поинтересовалась Наргис, не решаясь выдернуть из пальцев гадалки ладонь, на которую та даже не посмотрела ни разу.

– Очень страшно, – с печальной убежденностью сказала чинка. – Теперь я понимаю, почему первой ко мне пришла эта глупая девочка Иргана. Жаль… Но ты пока не думай об этом, дитя. Всем розам суждено расцвести, а потом засохнуть.

– Не всем, – прошептала Наргис, перед внутренним взором которой встала вдруг ветка с ярко-алыми пышными розами, которую протянул ей странный чужестранец. – Не всем… Но что же мне делать?

– Жить, – откликнулась гадалка.

Светлая безупречная кожа ее вдруг потемнела, на глазах сморщиваясь, блестящие черные волосы, уложенные в затейливую плетеную прическу, напротив, разом побелели. Миг – и перед Наргис сидела древняя старуха, но с ее изможденного возрастом лица смотрели немыслимо яркие глаза того серебристого цвета, какой имеет ручей, озаренный солнцем.