Читать книгу - "Снег как пепел - Сара Рааш"

Тьма и протяжный крик растворяются в утреннем свете. Я переворачиваюсь на бок, и взгляд падает на дурацкий лазурит Мэзера. Я не раз видела Ханну во сне, но раньше она никогда не разговаривала со мной. Я дрожу. Это камень вызывает у меня видения и кошмары?

Наверное, все эти сны, да еще после позднего бала, означают, что я страшно измотана. И у меня руки чешутся запустить во что-нибудь свой шакрам. Однако у Розы и Моны свое мнение по поводу того, как я должна провести этот день. После завтрака, во время которого мы повздорили насчет посещения занятий по этикету, я сбегаю от них через балкон. Роза приходит в ярость, видя, как я спрыгиваю вниз, Мона же прячет улыбку за прижатой ко рту ладонью. Обожаю Мону!

Что бы там ни говорил вчера Ноум о подчинении, я не позволю надеть на себя хомут так просто. Может, я и угодила в брачную ловушку, но это не значит, что я стану вылепленной по вкусу Ноума будущей королевой-рабой. Поэтому я решаю осмотреться во дворце. Я делаю так, как Ханна мне и сказала. Что бы она там ни имела в виду. К тому же это не было настоящим предупреждением. Скорее просто плодом воображения уставшего мозга.

Я устремляюсь по выложенной булыжником дорожке, огибая аристократов. Те либо оживляются при виде меня, либо начинают перешептываться, неодобрительно морща носы и недобро прищуриваясь. Наверное, из-за моей походной одежды и шакрама на спине. Тех, которые морщат носы, становится все больше и больше, и я осознаю, что бегу по дворцовому саду, как не подобает делать приличным будущим королевам. Они должны порхать в роскошных нарядах, застенчиво хихикать и не интересоваться делами всего остального мира, ведь решения всегда принимают мужчины.

Я не стану такой королевой, пусть Корделл и не мое королевство. Я знаю только, каким солдатом всегда хотела быть — энергичным, бдительным, пылким, отчаянно желающим стать частью Винтера. Неужели Ноум примет все меры для того, чтобы я оставалась беспомощной марионеткой — красивой белой статуэткой, идеально вписывающейся в декор одного из его альковов.

Я думаю обо всем этом так, будто уже смирилась с той жизнью, которую мне навязали. Понимаю, что нет выбора и теперь такова моя роль. Но я по-прежнему не хочу и в душе насмехаюсь сама над собой.

Мысли эти безостановочно крутятся в голове, и я бесцельно брожу по прелестному саду, делая вид, что это место мне не претит. Не выдержав, я перепрыгиваю через ряды кустов, образующих живую изгородь, протискиваюсь сквозь полосу тесно засаженных растений и оказываюсь в чудесном-пречудесном месте. Вокруг стоят звуки битвы: крики солдат, звон мечей и свист рассекающих воздух стрел. Мужчины, одетые и полураздетые, бьются друг с другом с оружием в руках или на кулаках на отгороженных веревкой круглых участках. За их спинами тянется длинная конюшня с распахнутыми дверями, слышится тихое лошадиное ржание. Туда и обратно снуют мужчины с оружием и доспехами. Это тренировочная площадка Корделла. Место для тренировки с метательным оружием расположено слева: на нескольких деревянных шестах установлено не менее двух дюжин мишеней. Кто-то метает кинжалы и ножи, кто-то стреляет из старых добрых луков, но больше всего солдат оттачивают стрельбу из арбалетов. Обилие сверкающего металла вызывает у меня такой же восторженный тихий смех, какой вызывало у Розы и Моны мое бальное платье.

Я чувствую, как шакрам давит между лопаток, буквально моля меня о том, чтобы я присоединилась к всеобщему веселью. Что я и делаю. Вхожу на участок для тренировки, достаю шакрам, замахиваюсь и пускаю его. Лезвие стремительно летит вперед, делает срез на кончике деревянного шеста и возвращается в мою ладонь.

— Мира?

Я поворачиваюсь, и шакрам льнет к ладони, которую покалывает от желания бросать и бросать его, пока я не избавлюсь от обуревающих меня все эти дни эмоций. Но я стою столбом, прищурившись, чтобы скрыть реакцию, вызванную Тероном, и не пялиться откровенно на его обнаженную блестящую кожу. На нем нет рубашки, и мышцы на его груди красноречиво демонстрируют, что мужчины Корделла проходят самые суровые тренировки.

Терон отходит от группы стоящих у конюшни солдат, и те слегка разворачиваются к нам, приоткрыв рты, видимо, от неожиданно прерванного разговора. Они все покрыты потом и вооружены: в руках и на поясах мечи и ножи. Терон ничем не уступает им. Он убирает меч в ножны на поясе, и от его радостной улыбки мои и так уже зардевшиеся щеки вспыхивают еще больше. Окружающие нас солдаты перестают тренироваться. По их склоненным набок головам я понимаю, что они не привыкли видеть женщин на своей площадке. Или не привыкли к тому, что эти женщины поражают их мишени.

— Превосходное творение Отема, — кивает Терон на шакрам. — Моя тетя после свадьбы отправила нам целую партию таких. Это твой выбор оружия?

Да, я люблю метать шакрам. Он требует меньшего сосредоточения. К тому же он легче боевого топора, который наследный принц Корделла поднимает с земли, напрягая бицепсы. В ответ я меняю позу и снова пускаю шакрам. Вспоров воздух изящной дугой, он проходится по шесту всего в волоске от моей последней зарубки и летит обратно ко мне. Снег небесный, как же это приятно!

— А твой выбор каков? — поднимаю я взгляд на Терона.

Он взвешивает в руке топор и оглядывается на глазеющих на нас мужчин, большая часть которых указывает на мой шест и пораженно качает головами.

— С чего бы мне так сразу выдавать свои сильные стороны?

Терон смотрит на меня с дразнящей улыбкой, и я невольно сжимаю пальцы на рукояти шакрама, как будто только с его помощью могу устоять перед ней.

— Всего первый день при королевском дворе, а уже распугиваешь солдат, — раздается за моей спиной голос Мэзера.

С Тероном, стоящим впереди, и приближающимся сзади Мэзером я ощущаю себя так, словно осталась безоружной на поле боя. Я разворачиваюсь к нему, готовая обругать его самыми последними словами — словами, подходящими грубому солдату, не леди. Но все они застревают в горле, когда я вижу его. Потому что — матерь холодов! — он тоже без рубашки. На его шее посверкивает половинка медальона, а кожа в россыпи веснушек так и притягивает внимание к рельефной мускулатуре. Я конечно же не раз видела его с обнаженным торсом, просто вряд ли когда-нибудь смогу привыкнуть к этому зрелищу. Он явно тренировался с кем-то из солдат, а я проскользнула мимо, не обратив внимания на него в толпе других полуобнаженных тел. В свое оправдание могу сказать, что эта площадка переполнена прекрасными мастерами корделлианского боевого искусства.

Я с усилием отрываю глаза от торса Мэзера, смотрю на его лицо и тут же снова на грудь. Сглотнув, стискиваю зубы. Похоже, тренировочная площадка скрыта за стеной вечнозеленых растений не просто так, а чтобы на солдат не таращились девчонки.

— В Корделле что, рубашки под запретом? — ворчу я, повернувшись к мишени и опустив голову к шакраму, дабы скрыть краску, заливающую шею.

Терон смеется, но его смех затихает, когда мы с Мэзером ничего больше не говорим. Он неловко переступает с ноги на ногу, крутя в ладони топор. Я чувствую, что он смотрит на Мэзера. Оба пойманы в окружающую меня паутину неловкости, а я — в эпицентре какой-то странной вражды между королем Винтера и принцем Корделла. Как, во имя холодов, это случилось? Однако я не испытываю жалости к Мэзеру. Даже когда он приближается ко мне и я слышу, как он медленно, словно болезненно, дышит. Я слишком остро ощущаю устремленные на нас со всех сторон взгляды. Мэзер останавливается так близко от меня, что я бы и с закрытыми глазами чувствовала его.