Читать книгу - "Камбрия - навсегда! - Владимир Коваленко"

Устроилась в уголке, вытащила из футляра, в который сворачивался лист, стило и принялась заполнять. Заодно дивилась, насколько же история — в том числе и техническая — повторяется. Были же некогда свитки — и вот, появились снова. Еще несколько лет назад были господствующей технологией… Но хватило их ненадолго. Скоро уйдут — как только новые модели догонят по цене.

Стилус бодро бегал по строчкам. Документы пришлось разложить и в них подглядывать, причем некоторые вещи оказались для Немайн небольшим шоком. Например, паспорт. Она ожидала российский, но вместо него обнаружилась книжечка с воспетым еще Маяковским британским «двуспальным левою». Да, все верно. Имя: Немайн Неметона Кэдманс. Гордых клановых приставок англичане валлийцам не сохранили… Дата выдачи паспорта — полгода назад, в Кармартене.

Мягко прошуршала дверь.

— Валюша, хорошо, что ты пришла. Посиди пока тут, прими документы…

— А у вас что, опять идея?

— Именно.

Замдекана убежал.

Вошедшая с первого взгляда не понравилась Немайн — совершенно взаимно. Было в ней нечто нарочитое, которое часто воспитывается в мелких служащих, решивших — сдуру или по веской причине, неважно, — что карьера закончилась, не начавшись. И которых слегка распустило начальство. То ли выражение лица, то ли осанка — то ли тон и выбор слов в двух фразах, — а историю болезни можно заполнять.

В бульоне офиса эта болезнь не так опасна для окружающих — и то зависит от того, на какой должности обретается больной. Если он получит хоть какую работу с людьми — пиши пропало, и работа не пойдет, и люди нервы истреплют. Но вот в учебном заведении… Там, где будут люди, у которых все впереди и над которыми мелкое чудовище обретет свою маленькую власть. Та, у кого жизнь не получилось, над теми, у кого получиться может.

Самое обидное, что в такое крысообразное нормальный человек превращается подчас очень быстро — месяцев за шесть, а то и меньше. Лечение припоминалось одно — направить на производство, да там, точно по определению Ильфа и Петрова, «загнать в бутылку». Если болезнь удавалось прихватить достаточно рано — и следа не оставалось. Или оставалось — в виде склонности изредка болезненно цапнуть словом. Немного виновато и почти по-дружески. Но эта девушка, похоже, болела несколько лет — да и случай ее относился не к техническим наукам, там было проще. А тут…

Неважно, насколько хорош голос у девочки — она не нашла себе работы. И осталась при кафедре. Бумажки перекладывать. При этом наверняка еще и приняли кого-то с курса в магистратуру… И этот кто-то работал рядом, на такой же должностишке, но имел перспективу. А потом ушел — то ли на сцену, то ли в преподавание. А она осталась. Без перспективы.

Когда ученик превосходит учителя — у последнего есть утешение. А когда выпускники год за годом обходят вот такую бедолагу, а она к ним руку не приложила — наоборот, гадила? Как могла — по мелочи, по крайней мере — обычно. Вот тут и уходят остатки совести, и начинается партизанщина. Когда ни одна возможность сделать подлость не упускается. Это по отношению к средним студентам. Хвостистам такое существо иногда даже сочувствует — но если возможность хороша, бьет все равно. Лучшим же гадит самозабвенно…

Немайн попыталась представить пути исцеления. А ведь индустриальный метод, наверное, сработает… В оперу не возьмут — загнать в рок-группу да погонять с туром по Сибири. Чтоб пусть второй голос, третий — но пела. Впрочем, может не помочь. Далеко зашло. Если вот сейчас эта дуреха дуется на непонятную ушастую гостью уже за то, что нужно будет принимать документы — вероятно, неизлечима. И ведь снаружи — почти человек…

Немайн вернулась к анкете. Дата рождения — 22 марта, год неизвестен. В паспорте так и написано. А в анкете графа — возраст. И что писать? Честно — четыре недели без малого? Не поймут. Тоже честно — несколько тысяч лет? Неточно, и эффект такой же. Взять возраст Клирика? Уже натяжка… Врать не хотелось. Немайн начала покусывать стилус. Точно, как отец Адриан. Заразилась…

— Не грызите, не ваш.

Немайн подняла голову. Как ее назвал замдекана? Валюша. Плохо назвал, Валюша это мягкое и объемистое, а тут ежик в джинсах. Причем концлагерный ежик. Припомнилось оброненное как-то знакомым биологом понятие — «еже-час». В этом, оказывается, измеряли количество энцефалитных клещей в лесу. Сколько их за час на ежика осыплется…

— Не буду.

— А поздно. Уже испортила. И заразила.

Скорее заразилась, раз тут такие змеи…

— Выпишите счет, оплачу. И кстати, на сколько лет я выгляжу, не подскажете?

— Думаешь, уши прицепила и вечная эльфийка? Судя по глупости, ты и школу не закончила…

Этого было довольно. Немайн припомнила: Клирик закончил в семнадцать — и то, потому что пошел туда на год раньше остальных детей.

— Не закончила, значит, — пробормотала под нос Немайн и вписала в графу «Возраст» цифру 17.

Место рождения: Ирландия, Мунстер. Немайн фыркнула. Похоже, у нее паспорт сиды. А впрочем, кто еще может светить на фотографии такими ушищами? Тут в паспорте буковки вдруг пересобачились, запись «год неизвестен» исчезла, вместо нее четко обозначилось: 2020. Оставалось пожать плечами и продолжать.

Образование: высшее техническое. Два диплома: основной и магистра логистики. Немайн с интересом заглянула внутрь — а вдруг там имя Клирика? Но нет, все в порядке, для полного счастья страничка на английском. Такие дипломы выдавали иностранцам. Но недурное ж образование у семнадцатилетней! От удовольствия уши провернулись вперед и назад.

— Девушка, не хулиганьте.

Немайн снова подняла взгляд. Ну, брюнетка жгучая — и крашеная, колец на пальцах нет, хотя по нынешнему времени это ничего не говорит, возраст — ровно полдороги от осознания себя женщиной до последнего приступа молодости. Почти красива — если бы не обиженное выражение лица. И вокруг глаз уже появилось, а кремами и масками не злоупотребляет. Считает себя еще молоденькой. А потом, когда стервозная красота станет собственными следами, поздно будет. То ли дело Анна! Как-то успевает — и всегда успевала, чуть не с детства. Так и выглядит — в седьмом-то веке — моложе, чем ей дали бы в двадцать первом…

Объеденный стилус бежал по анкете.

Семейное положение — не замужем.

Специальность — могли бы и не писать, но — вокальное искусство, подготовительное отделение.

— У тебя какой голос определили? — спросила вдруг «ежиха».

— Сопрано.

Если совсем точно, то колоратурное сопрано.

— Тогда тебе тут нечего делать. Сейчас только один преподаватель не калечит сопран. Но он не берет группу на подготовительном. Никогда. Если не дура — забирай документы…

Ее, возможно, и правда испортили. А может, просто надежда на то, что слабый голосок подрастет, не оправдалась. Но…

— И который не калечит?

«Ежиха» назвала имя. Немайн впервые слышала.