Читать книгу - "Ведун - Мария Семенова"

Рано или поздно лесной князь вернётся проверить, сдержал лия обещание… Я положил краюху на тропу и ушёл. Мне, привыкшему сражаться, былопочему-то радостно оттого, что рогатый воин впервые примет от меня не железо, ахлеб.

А ещё в тот день мой путь снова пролёг мимо священногодрева. Про себя я давно уже решил подарить ему новые кабаньи клыки и потомудумал сегодня обойти его стороной, не хотел тревожить с пустыми руками. Ноуслыхал на поляне человеческий голос и не удержался, свернул-таки посмотреть.

Перед сосной стояла на коленях та самая девушка, чтопоранилась в поле серпом. Я уже знал, как её звали: Надёжа. Видно, крепко любилеё давно умерший отец. Это было хорошее имя.

Надёжа горько плакала и всё кланялась дереву, отвечавшему ейотстранённым, высоко вознесённым гулом. Так у порога моего прежнего дома звучалне ведающий покоя прибой, и никто не знал, что за сила порождала его, день иночь ворочаясь в бездонной глубине… А у подножия вещего древа, спутаннаялыковой верёвкой, барахталась в траве голенастая курица. Вечером или ночьюмилосердная чаща пришлёт за ней вечно голодного лиса.

Потом я с удивлением разобрал имя Братилы… Ну и что,подумалось мне. Не больно широкоплеч, зато молод и пригож. Я не понял только,почему она решила просить помощи у сосны. Умылась бы над ковшиком да иприворожила милого приворотным заговором – ведь так, кажется, от века поступаютдевчонки? Или он чем обидел её, и она вымаливала ему погибель?.. Однако не делослушать предназначенное не тебе, да ещё в таком месте, как эта поляна! И яхотел было уйти, так и не показавшись Надёже, когда приметил, что за ней наблюдалине только мои глаза.

Старейшина Лас не больно задумывался над именами длясыновей, называл их в том порядке, в каком они появлялись на свет: Первак,Другак, Третьяк. Только самого младшего, четвертуню, назвал Мстишей. Говорили,это жена наконец упросила его уважить деда мальчишек, её отца.

Старший сын Ласа, Первак, хоронился в подлеске, терпеливодожидаясь, пока Надёжа пустится в обратный путь.

Мне не было дела ни до девушки, ни до парня: тем более, чтоя как-то сразу поверил, будто он ждал её там, намереваясь проводить. И опять яедва не ушёл… Но тут Надёжа поднялась и усталым шагом побрела по поляне,вытирая глаза.

Первак был охотником, привыкшим скрадывать зверя. Он возникперед нею так неожиданно, что она едва не ткнулась в его грудь. Я всё ещё думал,что он хотел обрадовать её и удивить. Но Надёжа рванулась от него прочь, ивместо лукавого смеха до моих ушей долетело отчаянное:

– Не тронь!

– Ягодка моя, – промурлыкал Первак. И пошёл прямок ней – уверенно, не спеша. У неё блеснул в руке нож, но Первак ничуть неиспугался. Сейчас этот нож полетит в сторону и исчезнет в траве. Но тут Первакглянул поверх её головы. И увидел меня.

Я по-прежнему не собирался лезть не в своё дело. Нонеразлучный меч висел у меня при бедре, и боюсь, что рука моя лежала нарукояти. Во всяком случае, Первак замер на месте.

Морозка на моём плече развернул сильные крылья, вытянулся,угрожающе раскрыл клюв: не подходи!

Я увидел, как румянец на лице Первака сменила багроваякраска. Что может быть хуже бессильной ярости и того стыда, который онапорождает! Он ведь никак не ожидал встретить меня здесь. И он не мог надеяться,что сумеет меня одолеть. Девчонка не была мне ни сестрой, ни подругой; я почтине знал её, да и знать-то не хотел. Но я ни за что не стал бы объяснять этого щенку,и пусть бросается на меня, если больно охота! Но Первак, по-прежнему молча,повернулся и зашагал прочь. Унижение душило его, я это видел по натянутой,будто окостеневшей спине.

Унижение невыплеснутое, неотомщённое и жаждущее мести. Язнал, что провожаю глазами врага. Ладно, одним больше…

Только уже скрываясь за деревьями, Первак оглянулся. Игрязными комьями полетели пакостные срамные слова!.. Я шагнул было вдогон, ноостановился: никаким словом не обидишь хуже, чем молчанием. Он ведь поймёт, чтопромолчал я не со страху.

– Пойдём, что ли, – сказал я Надёже. И тут-то унеё хлынули слезы, неудержимые, как вырвавшийся из запруды ручей. Я смотрел наеё прыгавшие губы и думал о том, что все девки устроены одинаково. Начинаютбояться, когда весь страх миновал… А ещё казалось, будто с дерева слетеласиница и села мне на ладонь. Вот так: доживёшь, как я, до седых волос и вдругобнаружишь, что способен радоваться не только лютому кречету на рукавице, но итакой вот глупой, доверчивой птахе…

– Будет реветь-то, – сказал я. – Пошли.