Читать книгу - "Повод для паники - Роман Глушков"

Спайдермен так же, как и я, включил гиперстрайк на полную мощность и выпустил из наручей на кулаки защитные меркуриевые накладки. Поставь нас сейчас работать в паре вместо модуля-тоннелепрокладчика, и мы бы, наверное, за сутки пробили одними кулаками сквозной тоннель даже в Эвересте. Однако вместо этого приходилось бестолково колошматить друг друга.

Наш поединок со Спайдерменом чем-то напоминал столкновения двух раскрученных стальных шаров. Маневрируя на предельной скорости, мы периодически сокращали дистанцию, обменивались сериями сокрушительных ударов, после чего, отброшенные мощью вражеского гиперстрайка, разлетались в разные стороны, чтобы через мгновение вновь броситься в атаку. Нападая на Спайдермена, я будто бросался под винт гигантского пропеллера. И все же новый «форсбоди», при всех его недостатках, нравился мне больше предыдущей модели: вмятин на панцире и шлеме почти не оставалось, а система амортизации пропущенных ударов работала мягче. Даже вышибающие искры из глаз удары накладкой в голову уже не казались столь опасными, поскольку превосходно сдерживались усовершенствованным шлемом и защитным воротом-стабилизатором позвоночника.

Режим полного погружения, пребывая в котором большинство болельщиков реал-технофайтинга следили за турнирами, не давал и половину тех ощущений, какие испытывал на арене реалер. Тоже мне, полное погружение – наблюдать за схватками посредством широкодиапазонного инфоресивера, вделанного в шлем игрока. Самому же при этом сидеть дома в мягком кресле и периодически вздрагивать, когда через гипносенсоры тебя вдруг охватит внезапный приступ боли или страха, переживаемый реалером наяву. Ощущать полное погружение было дано лишь тем, кто действительно присутствовал на полигонах, – нам, игрокам.

Я сомневался, что болельщики, настроившие инфоресиверы на мой канал, переживают сейчас те же чувства, что и капитан «Молота Тора» Гроулер. Болельщики ощущали жар бушующего пламени, особо рисковые могли даже доплатить за экстремальное погружение и получить сымитированный гипносенсорами ожог, но, как бы то ни было, все они только наблюдали за турниром издали. По справедливости, это болельщиков следовало считать игроками. Они делали ставки, впадали в азарт, ликовали и огорчались. В общем, наслаждались игрой, как могли. Реалеры олицетворяли для них обычные фишки, двигающиеся по игровому полю. Ладно хоть принимать самостоятельные решения этим фишкам пока никто не запрещал, а иначе они бы и вовсе превратились в бездушные модули, подчиняемые прихотям болельщика. Во что-то наподобие искусственных виртоличностей, только обладающих настоящими человеческими телами.

Впоследствии мне рассказали, что поначалу болельщики были в восторге от этого поединка. Юркие шоу-трансляторы демонстрировали бой во всевозможных ракурсах, смаковали при помощи замедленных повторов самые сногсшибательные моменты, а турнир-корректоры добавляли в действие разнообразные эффекты, вроде хищного блеска наших глаз или громоподобного эха ударов. Сам я этот бой в записи так и не видел, хотя нередко тешу самолюбие, пересматривая собственные боевые триумфы.

В тот день меня тоже ожидал триумф, но, будь моя воля, я бы согласился вычеркнуть из своего послужного списка половину заслуженных побед, лишь бы титул чемпионов в том сезоне завоевали «Всадники Апокалипсиса». Не пристало, конечно, так говорить некогда прославленному капитану реал-технофайтеров, и все-таки это истинная правда…

Я не снимал и не снимаю с себя ответственности за гибель Спайдермена. Я убил его в бою, причем сделал это жестоко и беспощадно. И пусть расследование доказало, что причиной смерти капитана «Всадников» стал мой плохо отрегулированный «форсбоди», тем не менее тот убийственный удар, что свернул шею моему противнику, нанес я. Вполне вероятно, что Гроулер оказался единственным убийцей, которого маршалы не занесли в Красный Список за последние пару веков. Не много ли чести негодяю? Негодяй думает, что много, но маршал, который вел расследование, считал иначе. А кто еще знает всю правду, если не он?

Почему с головы Спайдермена сорвало шлем, маршал тоже выяснил: сломалось крепление, оставленное в «форсбоди-5» без изменений и не выдержавшее повысившейся мощи нового гиперстрайка. Когда это произошло, я как раз шел в очередную атаку, задействовав функцию «лонгджамп» – усилитель горизонтальных прыжков. Согласно турнирным правилам, анализатор физического состояния противника у меня был включен. Так что я исправно зафиксировал нарушение техники безопасности – слетевший с головы врага шлем. После такого экстренного случая наши «форсбоди» обязаны были блокироваться, арена – очутиться под изо-куполом, а арбитр – предоставить Спайдермену исправный шлем. Но, как я уже упоминал, мой гиперстрайк был подвержен непредсказуемым сбоям, происходящим именно на полной мощности. Утративший шлем противник застыл в неподвижности возле каменной колонны, однако мой кулак реактивным снарядом продолжал нестись к его голове. Блокировка моего «форсбоди» бездействовала, а я был слишком возбужден, чтобы вовремя среагировать…

Впрочем, никто в то мгновение не среагировал: ни арбитр, отвечающий за изо-купол, ни турнир-корректоры, исправляющие накладки в трансляции, ни сам Спайдермен, чей заблокированный «форсбоди» не позволял ему уклониться даже на сантиметр. Летальный исход для лишенного шлема противника был неминуем.

Какой бы обширной ни являлась база спецэффектов у турнир-корректоров, какие бы эффектные сцены расчленений там ни присутствовали, вряд ли среди них отыскалось бы что-нибудь подобное. Сотни тысяч подключенных к моему инфоресиверу болельщиков не сразу догадались, почему показанная им концовка выглядит столь бледно и непривлекательно: кровь не разбрызгивается живописным фонтаном и голова моего врага не слетает эффектно с плеч, а, вывернутая под неестественным углом, остается на месте. Болельщикам «Молота Тора» и прочим жителям планеты еще предстояло осознать ужасающую правду, которую уже нельзя было скрыть. В Едином Информационном Пространстве сенсационные новости разлетаются быстро.

Зато несколько тысяч поклонников Спайдермена, заплативших немалые суммы за экстремальное погружение, лишились чувств прямо в своих домашних креслах и потом, придя в сознание, долго не могли вернуться к нормальной жизни. Испытанное ими погружение получилось воистину экстремальным: пережить ужасную смерть и затем воскреснуть – такой экстрим выпадает далеко не каждому любителю острых ощущений. Выдержать подобное без последствий для психики сложно.

«У всякой причины есть следствие» – гласила истина, преподанная мне впоследствии моим другом Наумом Кауфманом. О последствиях этой трагедии я могу рассказывать намного дольше, чем о ней самой, но о них несложно догадаться и так.

Без преувеличения будет сказано: шумиха поднялась всепланетная. Еще бы, на глазах миллионов людей произошло умопомрачительное событие – человек убил человека! Вероятно, в дикую эру Сепаратизма, когда подобное происходило на каждом шагу, смерть на спортивной арене не вызвала бы такого бурного общественного резонанса. Но в гуманную эру Великого Объединения слово «убийство» звучало столь же экзотично, как «насморк» или «нищета». То есть что-то абсолютно ненормальное, частица прошлого, по странному капризу Истории угодившая в наш мир. Нет, конечно, убийства, в основном непредумышленные, происходили и сегодня – как встречались порой несчастные, что заболели насморком или погрязли в нищете, – однако явления эти носили единичный характер. Убийство – редчайшая злокачественная аномалия, причина которой расследовалась маршалами, хранителями закона и составителями Красного Списка.