Читать книгу - "Черный Янгар - Карина Демина"

Так начал бы кирху, сев на босые пятки. И положил бы на колени доску с тремя струнами, которые тревожил бы, нехитрой мелодией увязывая слова. А Янгар не умеет красиво. И доски у него нет.

Но знает он, что от сотворения мира водят ашшары караваны. И не найдется глупца, который посмеет обмануть или обидеть караванщика: Великая пустыня отомстит за детей своих. Гордецов же или самонадеянных глупцов, решивших обойтись без проводника, выпьет, высушит и похоронит в шелестящем золоте песков. Только к Янгару она вдруг проявила милосердие. Провела по краю. Опалила шкуру, но живым выпустила. Это ли не чудо?

– А по ту сторону пустыни, за высокими горами, скрыта страна, которую жители называют Кхемет. Это значит – «Черная». Кормит ее Великая река, которая спускается с гор. Каждый год по весне разливается она широко, выносит на поля тяжелый ил, кормит им землю. И нет плодородней полей, чем те, что лежат вдоль берегов реки.

На них от рассвета до заката трудятся рабы.

Но разве сказка об этом?

– Устал, малыш? – спрашивают Янгара.

Устал. Там, на берегах Великой реки, когда, пытаясь сбежать, пробирался по руслам каналов. И прятался от темно-зеленых ящеров, что пробирались на поля в поисках добычи.

Устал, когда поймали.

Пороли.

Учили.

Передавали из рук в руки, всякий раз сбавляя цену. И, отчаявшись продать, отдали в казармы, где распорядитель, пощупав руки, сказал:

– Слишком тощий, долго не протянет.

Но все же взялся показать, как копье держат: и такие никчемные рабы, как Янгу, должны умирать красиво…

– Забудь. – Теплые ладони сжимают виски. – Забудь, малыш. Этого больше нет. Ты вернулся домой. Почти уже вернулся. Кровь зовет, надо просто услышать ее голос.

И Янгар закрывает глаза, позволяя лету и соколиной тени убаюкать себя, но снова проваливается в реальность.

– Вот так, мальчик, пей. – Кейсо заставляет глотать уже не воду – пресный бульон, в который он, по обыкновению, добавил дюжину трав. Бульон от этого стал кислым, несъедобным почти.

– Ты…

– Я, малыш, я. – Влажные ладони гладят щеки. – А ты везучий… везучий, как никто.

– Кейсо…

– Лежи. Пей, тебе силы нужны будут.

Нужны.

Янгар должен дойти до Соколиного кряжа, где стоят верные ему сотни. А затем вернуться, чтобы отомстить. За дом. За людей. За свадьбу.

И за девочку, которой больше не было.

От этой мысли становилось горько. И Янгар не умел справиться с этой горечью. Ему хотелось убивать. Или снова вернуться в тот сон, где лето. Там, чудилось Янгару, он забыл что-то очень и очень важное.

Пройдет еще три дня, и Янгхаар Каапо, исхудавший, истерзанный болезнью, встанет на ноги. А спустя сутки, не слушая возражений Кейсо, оседлает коня. И ветром полетит, нахлестывая гладкие бока жеребца, спеша унять местью непонятную, непроходящую горечь.

Он доберется до Соколиного кряжа, чтобы узнать, что умер.

И рассмеется. Черный Янгар бессмертен! Разве не знает Ерхо Ину, что не так-то просто убить того, в ком течет кровь бога?

Страшен будет его смех. А над крепостью, врезанной в скалы, вновь поднимутся черные стяги с белой волчьей головой. Берегись, Ерхо Ину! Жив Янгар.

На следующий же день раскроются ворота, и рухнет мост, соединив два берега великой пропасти. Загрохочут копыта гонцов. Дюжину дюжин разошлет Янгар. И каждому даст алый плащ, алую плеть и алую же стрелу. И каждому вручит свиток.

Всю ночь скрипели перья. Выводили писцы букву за буквой, переписывали историю страшного предательства, совершенного Ерхо Ину.

О том, как гостем вошел он в дом Янгара.

О том, как дал в жены собственную дочь.

И о том, что, богов не побоявшись, ударил в спину, сжег дом Янгара и убил его людей.

А значит, быть войне. Огнем и сталью пройдет Янгхаар Каапо по землям Тридуба. Убьет его сыновей, а дочь, которая могла бы стать хозяйкой в сожженном доме, наложницей сделает, рабыней.

И быть по сему.

А если не исполнится слово, то пусть покарают Янгара боги.

Так говорил Янгар. И драгоценный пергамент сохранил его слова, чтобы стали они известны по всему Северу.

– Опять спешишь, мальчик. – Кейсо деревянной лопаточкой наносил мазь на рубцы, чтобы они не стали жесткими. По мнению Янгара, те вовсе не нуждались в такой заботе, но с Кейсо он не спорил.

Охота ему с царапинами возиться – пускай.

– Думаешь, простить надо было?

– Нет.

Правильно. Такое не прощается.

– Ты всем объявил о войне. И о том, что жив… – Отложив лопатку, Кейсо вытер пальцы. – Стой, пусть впитается. Тебе следовало бы собрать войско и двинуться на Лисий лог. Ударить, пока Ину не опомнились. А теперь Тридуба успеет подготовиться.

– Я думал об этом.

Кейсо прав. Искушение было велико. Взять пару сотен людей из тех, что надежны, и наведаться в Лисий лог. Да только…

– Предатели и рабы нападают исподтишка. – Янгар опустил рубаху, так и не дождавшись, когда мазь впитается. И полотно прилипло к раненому боку. – А я – ни тот ни другой.

Кейсо ничего не ответил, лишь головой покачал укоризненно: мол, глупости ты говоришь, мальчик.

– Я не буду таким, как он. – Янгар налил себе вина.

Кубок был золотым, тяжелым, а вино – самым дорогим, которое только можно купить за деньги, и сладким до того, что зубы сводило. Атласные туфли на сафьяновой подошве слетали с ног. Золотые же цепи оказались тяжелы и все равно напоминали о той, другой цепи.

– Янгу, – только Кейсо было дозволено называть его этим именем. – Порой ты… слишком стараешься стать другим.

Он и прежде говорил это, но объяснить, что имеет в виду, отказывался. Да и сейчас Кейсо отвел взгляд, будто чувствовал себя виноватым.

В чем?

Он ведь пытался предупредить Янгара. И вновь спас, тем самым увеличивая долг, который и без того был огромен. Пожалуй, лишь себе Янгар мог признаться, что рад существованию этого долга. Ведь пока он не будет выплачен, Кейсо не уйдет.

И сейчас каам, омыв руки в розовой воде, вернул себе прежнее ленивое обличье. Его больше не интересовали дела Янгара, но лишь мягкая постель, одежда, хорошая еда и, конечно, женщины.

При мысли о женщинах под сердцем кольнуло.

Надо забыть.

Вычеркнуть.

Умерла? Многие, с кем судьба сплетала путь Янгара, умирали. Были среди них враги, были и те, кто спешил назвать себя другом, но разве Янгар горевал хоть о ком-то?

Он умел забывать.