Читать книгу - "Темное наследие. Беззвездная ночь. Нашествие тьмы. Путь к рассвету - Роберт Энтони Сальваторе"

Стампет тянулась из последних сил, ее крепкие пальцы, смахивая жесткий снег, отчаянно цеплялись за скалу. Последний уступ на пути к вершине, еще немного…

Она застонала и напряглась, зная, что это непреодолимое препятствие, понимая, что она достигла предела своих возможностей и вот обречена на падение с высоты тысяч футов — смертельное падение.

Но потом каким-то образом она нашла в себе силы. Ее пальцы прочно ухватились за камень, она подтянулась. Маленькие ноги колотили и скребли по скале, и неожиданно она перевалилась через край и оказалась на плоском плато на вершине самой высокой горы мира.

Резко выпрямившись, она встала на ноги и обозрела открывшуюся ее глазам картину, покоренный ею мир. Она видела внизу толпы, тысячи и тысячи своих бородатых слуг, заполнивших все долины и все тропинки. Они склонялись перед ней, приветствуя ее громкими возгласами…

Стампет проснулась вся в поту. Ей понадобилось несколько минут, чтобы понять, где она, осознать, что она в своей маленькой комнате в шахтах дворфов в Долине Ледяного Ветра. Она слегка улыбнулась, вспоминая столь яркий сон, захватывающий дух последний бросок, который привел ее на вершину. Но ее улыбка стала несколько смущенной, когда она раздумывала над последовавшей сценой, ликующими дворфами.

— С чего бы это мне приснилось? — вслух изумилась Стампет. Она никогда не совершала восхождения ради славы, только для того удовольствия, которое приносило ей покорение вершины. Ее никогда не заботило, что думали другие о ее отваге, она даже редко говорила кому-либо о том, куда направлялась, где была, успешным или нет оказалось восхождение.

Она вытерла пот со лба и вернулась на свой жесткий матрас. Образы сна все еще оставались яркими в ее сознании. Сна или ночного кошмара? Лгала ли она сама себе о том, зачем она совершала восхождения? Возникало ли у нее чувство превосходства, когда она покоряла вершину? И если возникало, то над кем — над горой или над ее соплеменниками, дворфами? Назойливые вопросы изводили обычно невозмутимую жрицу. Стампет надеялась, что эти мысли уйдут. Она думала о себе, о своем подлинном «я» лучше, ей не к лицу была такая мелочность. После долгих метаний с боку на бок она наконец снова уснула.

* * *

В ту долгую ночь Стампет больше не посещали сны. Креншинибон, который покоился в сундучке, в ногах ее кровати, почувствовал смятение Стампет и осознал, что следует поосторожнее посылать ей такие сны. Жрицу было нелегко соблазнить. Артефакт пока еще не представлял себе, какие сокровища следовало пообещать, чтобы ослабить волю Стампет Скребущий Коготь.

Без коварных обещаний хрустальный осколок не мог овладеть ее волей. Но если бы Креншинибон стал действовать более открыто, более настойчиво, он мог бы натолкнуть Стампет на догадку об истинном происхождении странных мыслей. Артефакт, разумеется, не хотел возбудить подозрений той, которая могла воззвать к помощи добрых богов и, может быть, даже узнать тайну уничтожения Креншинибона!

Хрустальный осколок затаился, ослабил свое влияние. Пока он находится в руках этой женщины, его длительное ожидание не закончилось.

Часть четвертая

ДОЛИНА ЛЕДЯНОГО ВЕТРА

Я хорошо помню, как я вернулся в Мензоберранзан, город, в котором родился, город моего детства. Я плыл на плоту, и вот показался город — зрелище, которого я боялся и которого в то же время страстно желал. Я никогда не хотел вернуться в Мензоберранзан, и все же мне было интересно, что я почувствую, оказавшись там. Было ли это место таким ужасным, как в моих воспоминаниях?

Я хорошо помню тот момент, когда мы проплывали мимо изогнутой стены пещеры и в поле нашего зрения попали скульптуры, высеченные в сталагмитах.

Это было разочарованием.

Я не испытал ни гнева, ни благоговейного страха. Никакой теплоты ностальгии, подлинной или фальшивой, не снизошло на меня. Никаких воспоминаний о детстве, даже о хороших временах, проведенных с Закнафейном.

В тот решающий момент я понял только, что в городе горят огни: необычное и, возможно, значительное событие. Я думал лишь о своей миссии и о том, что следует быстро двигаться, чтобы ее выполнить. Мои страхи, ибо, разумеется, они оставались, были сугубо рационального свойства. Не импульсивные и безрассудные страхи, возникшие из воспоминаний детства, но весьма реальные волнения, вызванные тем, что я входил в логово могущественного врага.

Позже, когда позволила обстановка, я поразмыслил над той минутой, удивленный, что она оказалась столь разочаровывающей, столь несущественной. Почему меня не ошеломил вид города, который был для меня родным в течение первых тридцати лет жизни?

И, только обойдя с северо-запада горный хребет Гребня Мира и вернувшись в Долину Ледяного Ветра, я понял истину. Мензоберранзан был всего лишь одним из мест, встретившихся в моем путешествии, но он никогда не был моим домом. Как и говорилось в предсказании слепой ведьмы: Долина Ледяного Ветра была моим первым домом. Все, что до нее — Мензоберранзан, Блингденстоун, даже заколдованная роща моего наставника Монтолио Де Бруши, — было всего лишь путем, по которому следовало идти.

Я понял это, когда обогнул Гребень Мира и вновь увидел Долину, — впервые за последние десять лет ощутил на своем лице непрекращающийся ветер, тот ветер, который всегда был здесь и который дал этому месту свое имя.

Сложное понятие: дом! Оно звучит по-разному почти для каждого. Для меня дом — это не только место, но и чувство, теплое и уютное ощущение, что все в порядке. Дома мне не нужно извиняться за то, что я делаю, или за цвет моей кожи. Здесь меня должны принять, потому что здесь мое место. Оно одновременно и в личном, и в совместном владении, ведь этому месту личность подходит в наибольшей степени, но только из-за того, что вокруг — друзья.

Когда я увидел Долину Ледяного Ветра, меня переполнили воспоминания о том, что здесь происходило, — совсем не так, как это было при первом моем взгляде на Мензоберранзан. Я вспомнил, как сидел на склоне Пирамиды Кельвина, наблюдая за звездами и кострами странствующих племен варваров, вспомнил о том, как я сражался с йети рядом с Бренором. А кислое выражение лица дворфа, когда он лизнул свой топор и впервые узнал о том, что мозги йети ужасны на вкус! И первая встреча с Кэтти-бри, верной моей спутницей. Тогда она была совсем еще девочкой, доверчивой и прекрасной душой, неистовой по своей природе и все же всегда тонко чувствующей.

На меня нахлынул поток образов,