Читать книгу - "Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри "попаданца" - Герман Романов"

— A-а, убивают!

Только сейчас до заговорщиков дошло, что происходит совсем иное. Увидев вставшего из болотины голого царя, облепленного грязью и травою, и больше похожего на хозяина здешних мест лешего, громогласно закричал третий преследователь и, отшатнувшись от Петра, резво отпрыгнул в сторону, но тут же споткнулся. Откуда ему знать, болезному, что там воткнуты две коряги, рассчитанные именно на такой случай.

— Саблуков, ты чего орешь?! — раздался зычный голос идущего последним здоровенного верзилы, который еще явно не осознал, что же происходит в действительности, а видеть в цельности картину происходящего не мог.

«Ты, парень, туповат! — пронеслась мысль. — Тебя в первом бою завалят! Солдатом не гож, а вот бандитом или рэкетиром запросто. Бычара, такие спортсмены у нас киоски и бомбили».

Странно, но мысли текли сами по себе, Петр с холодной отрешенностью смотрел на происходящее, тело автоматически совершало необходимые действия, нанося удары.

Клинку не хватило какой-то пяди, чтобы пропороть живот побледневшего Саблукова. Тот отшатнулся, совершил прыжок в сторону, не удержавшись на ногах, рухнул в жижу. И тут же испустил животный крик, полный жуткой боли и страдания.

«Выходит, не зря колышки заточенные поставил. Минус три!»

Саблуков хрипел, извивался, жутко кричал, изо рта с белой пеной хлынула кровь. Вот такими незамысловатыми орудиями вьетнамцы собирали богатые трофеи, истребляя даже хваленых рейнджеров. Любой неосторожный шаг, падение, и — momento more…

— Братики! Платоша, Валера…

Горячечный женский вскрик прервался. Здоровенный верзила, шедший последним, отшвырнул в сторону маленькую фигурку, и та рухнула в грязь, жаль, что не туда, где Петр установил еще два колышка. Мужик же попер на него со всей мощью карьерного бульдозера или объевшегося поганок носорога, на что походило больше.

— Сейчас я тебя, царек, в болоте этом и урою!

Петр стремительно шагнул вперед, и, ощерясь, сделал молниеносный укол шпагой.

— Ой-мля!

Судьба сыграла с Петром злую шутку. Он сам не удержал равновесие, когда нога провалилась в какую-то ямку, и здоровенный убийца заграбастал его в свои большие лапы.

— Удавлю, сука!

Чудовищно крепкая ладонь сжала горло — Петр почувствовал, как у него выкатываются из орбит глаза. Попытка ткнуть шпагой старшего Зубова не удалась, воистину медвежья лапа больно сдавила правую кисть, и он выронил оружие в грязь. Однако в бою, как и в кабацкой драке, нет запрещенных приемов: перехватив ладонью толстый мизинец, Петр надавил на него всем запястьем, выворачивая палец с хрустом.

Убийца взвыл, отдернул руку, а Петр, судорожно распахивая рот, чувствуя себя рыбиной, выброшенной безжалостной рукою на берег, жадно вдыхал воздух, живительный для жизни.

— Коронованный ублюдок! — озверело рыкнул Зубов, и словно солнечным лучиком сверкнула в воздухе золотая табакерка. — Сейчас я тебе башку проломлю!

«Неужто история повторяется дважды? Наверное, вот этой самой табакеркой Зубов и проломил висок несчастному Павлу Петровичу. Хм… Моему сыну, как ни крути… А сейчас мне голову пробьет! Я ж супротив него как заяц рядом с медведем!»

Мысли текли в голове сами по себе, Петр не удивлялся своему внутреннему спокойствию и хладнокровию. Но его тело не желало превращаться в бездыханную плоть и отчаянно продолжало сражаться.

Видя, как табакерка взмывает в воздух над головой убийцы, левая рука не стала останавливать вражеский удар блоком, который неизбежно проломил бы столь слабую защиту. Наоборот, ладонь зачерпнула густой грязи и с размаху шлепнула ее в глаза Николая Зубова. Затем император попытался выдавить пальцем правое око убийцы.

— А-а-а, тля!!!

Левое ухо словно ожгло огнем, Петр машинально дернул головой и только сейчас понял, что Зубов промахнулся. Чудовищный болид кулака, сверкающий золотом, пронесся впритирку, на какие-то доли миллиметра миновав висок.

«Повезло, но я вроде бы уха лишился! Пока он не видит, надо его уделать, иначе кранты!»

Одновременно с мыслью Петр перешел и к действию: он схватился за пояс кальсон и вытащил оттуда тонкий деревянный колышек, заранее приготовленный для схватки и тщательно отструганный лезвием шпаги. Вот это немудреное оружие он с размаху воткнул в глаз оппонента. И не давал тому времени нанести второй, уже смертельный удар.

— А-а!!!

Левая рука Зубова разжалась, верзила схватился пальцами за колышек и вырвал его из раны. Он был страшен. Кровь лилась вперемешку с грязью, звериный рык оглушал, но уже не давил на нервы, вызывая страх. Наоборот — еще больше разъярил императора.

«Вот теперь, одноглазая образина, я с тобой и разделаюсь!»

Радость обожгла сердце, пальцы правой руки нащупали в грязи эфес шпаги, и Петр без промедления воткнул клинок прямо в сердце убийцы. И, к его счастью, этот удар оказался смертельным.

«Минус четыре! Все, бейте в гонг!»

Петр решил подстраховаться и, рукою оттолкнувшись от врага, нанес еще один удар сверкнувшим клинком, «контрольный», на этот раз в горло.

— Бра-а-атик!!!

Отчаянный выкрик привел Петра в чувство, он понял, что пятого противника, опасную как гремучая змея, ту, что застрелила казака в спину, он упустил из вида.

Петр вскинул голову и увидел Жеребцову в пяти шагах от себя — женщина подняла револьвер, держа его двумя руками, — курок был отведен назад, а лицо искажено лютой ненавистью.

В глазах сверкали молнии, зубы ощерились, и перед ним сейчас стояла не красавица, а бешеная волчица, потерявшая своих щенков.

«Все, писец прибежал!»

Словно в замедленном просмотре Петр увидел, как тонкий палец плавно потянул спусковой крючок…

Петровская гавань

— Виктория, Иван Федорович. Победа!

Среди царящего ликования собравшихся на набережной горожан лишь матросы и капитан «Надежды», подошедшие к берегу на баркасе, были мрачны, как февральская ночь.

Бриг, верой и правдой отслуживший им семь лет, представлял собою страшное, тягостное для взгляда зрелище. Жестокой ценой заплатили русские моряки за победу.

Если бы ветер не швырнул разбитый ядрами корабль на камни, то гибель его была неотвратима. Корпус проломлен в нескольких местах, ибо англичане имели скверную привычку наносить смертельные повреждения сразу, в отличие от русских моряков, что вначале лишили их рангоута, а вместе с тем и хода.

На бриге открылась сильная течь, корабль ушел под воду чуть не до пушечных портов. Не иначе как чудом этот внезапный порыв сильного норда, скатившегося с гор, и не назовешь!

— Какие потери?

Крузенштерн поднял красные воспаленные глаза на старшего офицера, который сидел перед ним на банке. Лейтенант сидел молча, уставив глаза в приближающиеся валуны. Офицер имел страшный вид — с перевязанной окровавленным бинтом головой, в разодранном в клочья черном мундире, прожженном в нескольких местах, с лицом, покрытым пороховой копотью.