Читать книгу - "Великий Сатанг - Лев Вершинин"

– Я не могу разместить людей, любезный, ваших же людей, кстати, а вы талдычите о пилочках. Посмотрите, что творится!

Хранитель Чертога усмехнулся, даже не подумав поглядеть на вопящую за окном толпу.

– Разве это люди? Что они в сравнении с коллекцией императора? Кстати, ваше превосходительство смогло бы выбрать несколько образцов для себя, на память о нашей великой дружбе…

– О, вот как?!

Мураками стал необыкновенно любезен, и Хранитель, почуяв это, немедленно расправил плечи.

– Знаете что? — Улыбка коммодора расцвела подобно пиону. — А не запихать ли вам, дружище, все сорок семь тысяч пилочек в задницу своему вшивому императору? Вон!!!

Спустя минуту, посидев, массируя виски, и несколько успокоившись, коммодор сообразил, что последний период рапорта, так долго не шедший на ум, сформировался.

«Таким образом, в силу объективных причин, а равно и вследствие недоброкачественности туземной живой силы эффективность действий отдельного танкового корпуса оказалась ниже предполагаемой».

Поставив число и подпись, Мураками усмехнулся, подумав, что в старые добрые времена после такого рапорта прапрадедушка, вполне вероятно, совершил бы харакири…

Начальник Генштаба не знал, что такое харакири.

Зато у него был зеленый паучок кюй-тюи.

Редкостная честь! Завидная привилегия! В крохотной чернолаковой шкатулке обитало бесценное наследие предков — нежное, изящное, хрупкое, как невинность первого поцелуя на заре. Ни в чем не виня себя, раздав все долги и осчастливив напоследок страстным визитом большинство почтенных супруг, несостоявшийся губернатор Пао-Туна готовился замкнуть цепь благородных предков и слиться в заоблачном единстве с теми, кто некогда пестовал его.

Пожалуй, единственное, что не позволило ему уйти, как повелевала традиция, с первым стоном утренних цикад, был крошечный остаток надежды. Дивизия Тан Татао, въедливого педанта и сухаря Тан Татао, чья родословная оставляла желать много лучшего, а дурной характер вечно портил заседания военной коллегии, вот уже четвертые сутки не подавала вестей. И нельзя было исключать, что упрямый генерал Тан, зарывшийся со своими головорезами-егерями где-то в снежных теснинах, сумеет все же нанести контрудар по ворвавшимся в Барал-Гур бандитам.

Начальник Генштаба, сознавая всю зыбкость таких расчетов, умолчал о них на последней аудиенции, но, никем пока не опровергнутые, они имели право на существование. В конце концов, пятнистых не так уж и много — тысяч тридцать, не более, и не менее трети они положили на подступах к городу, а в дивизии Тан Татао почти восемь тысяч горных стрелков…

Прерывисто всхлипнул радиотелефон.

– Докладываю: мы разбиты, — спокойным, несколько даже скучным тоном сообщила трубка; голос Тан Татао был плебейски скрипуч и занудлив, словно на заурядном разборе полетов после учений. — Докладываю: остатки дивизии отошли в порядке. Прорваться к столице возможности не имеем. В сложившейся ситуации считаю единственно возможным, перегруппировав войска, сражаться до победного конца, согласно заветам предков…

– Благодарю вас, генерал. — Начальник Генштаба был ни на йоту не менее хладнокровен. — Ни на миг не сомневаюсь: вы сделали все, что смогли. Желаю удачи. Прощайте. И, кстати, позвольте признаться, друг мой: я не всегда бывал справедлив к вам.

– Взаимно, мой маршал, взаимно. — Тан Татао, кажется, даже хихикнул не без удовольствия. — Что ж, прощайте. Честь имею!

Вот и связался узел. Надежды рассеялись, как и подобает надеждам. Покачав головой, маршал наполнил узкий тонкостенный бокал игристым вином цвета увядшего ла, приподнял его и отпил несколько глотков.

За Империю. За Владыку. За тебя, старый пень Тан Татао, и за твоих горных егерей!

Пристально поглядел в зеркало: нет ли непорядка в форме? Оглядел золотое шитье новенького белого кителя, недрогнувшей рукой провел по орденам и не спеша направился к алтарю.

Однако же не дошел. Пришлось вернуться: вновь зазвонил телефон, на сей раз — перламутровая вертушка внутридворцовой линии.

– Мой маршал, ваша высокомужественность! — Голос старшего адъютанта, несколько суетливого, но вполне надежного работника, звенел трубами победного оркестра. — Я говорю из приемной Главного Большого Друга! Вам предоставлена отдельная каюта!!!

– Каюта?!

– Так точно, персонально для вас с супругами! А остальные шестнадцать Высших удовлетворятся гамаками в грузовых отсеках!

Адъютант перевел дух и добавил — доверительно, пожалуй, даже несколько фамильярно:

– Даже господин Председатель Кабинета! Вы слышите?!

Не отвечая, маршал повесил трубку. Почти тотчас вертушка зачирикала снова, но начальник Генштаба уже не стал обращать на нее никакого внимания.

Впустить капризного кюй-тюи в ухо оказалось очень не простым делом. Предки со старых портретов одобрительно следили за маршалом…

А перламутровый телефон вопил, верещал, надрывался.

И лишь после тринадцатого безответного гудка коммодор Мураками на том конце провода приказал разъединить связь.

– Я не сомневался, что его превосходительство изберет именно такой путь. Он был настоящим мужчиной и великолепным офицером, полковник…

Старший адъютант покойного начальника Генштаба, высокий мягколицый щеголь, тянулся в струнку, ловя взгляд Главного Большого Друга.

– Ну что ж, идите. Разумеется, каюта его превосходительства остается за его семьей. Вы сможете сопровождать их, полковник?..

Адъютант истово щелкнул каблуками.

– Вольно. Можете идти.

И когда дархаец почти бегом покинул кабинет, коммодор резко развернулся к еще одному собеседнику, намеренно до сих пор не замечаемому.

– Та-ак. А теперь — вы. Скажите, капитан О’Хара, вы вообще понимаете, какую чушь несете?

– Так точно, коммодор.

– Кажется, вы считаете себя лучше своих товарищей?

– Никак нет, коммодор.

– Так в чем же дело, мать вашу так и разэтак?!

– Не могу знать, коммодор!

Руки по швам, глаза не мигают, ответы строго по уставу, не придерешься. Вот ведь что обидно…

– Возможно, вы полагаете, капитан, что все мы — слизняки и трусы, коль скоро покидаем эту дерьмовую планету, а не деремся до конца? Так вот, во-первых: у нас есть приказ! Вам известно, надеюсь, что такое приказ? Во-вторых: это не наша война, вам ясно? И потом: вам известно, что товарищи, которым вы плюете в лицо, будут спать в трюмах?! Мы отдаем каюты девчонкам из гарема этого бессмертного… ублюдка!

Джимми молчал, сержантски тупо тараща глаза.

Для себя он уже решил все. Звери идут в Барал-Гур, и их нельзя пропустить. Если они спокойно прошли по своим же, замостив ими пропасть, то что же будет здесь?.. Ребята, конечно, молодцы, и старина Улли тоже молодчина, и приказ есть приказ, и война, действительно — что уж там! — чужая, и полсотни спасенных девчушек — это совсем, совсем немало…