Читать книгу - "Дикий дракон Сандеррина - Кира Измайлова"

— Почему?

Я понял, что скоро возненавижу этот вопрос.

— Потому что ночью тот провожатый отозвал меня в сторону и объяснил, что я тоже уродился таким. И что могу зарабатывать намного больше, чем своим дурацким ясновиденьем, потому что дар у меня сильный. Если наловчусь как следует, буду нарасхват.

— Он тебя в ученики взял? — спросила Кьярра.

— Нет. Этому нельзя научить. Так… показал пару дорог, а дальше, сказал, сам. Или справишься, или погибнешь.

— Ты живой.

— Вот именно.

Я смотрел в огонь, совсем как тогда, на ночном привале. Провожатый — он был уже не молод, но еще крепок, — говорил негромко и отчетливо. О том, какая мне выпала удача. О том, как мало хороших провожатых… И о деньгах не забыл, конечно же. Сразу понял, чем нужно меня поманить — большими деньгами, которые даются не так уж тяжело.

Я спросил тогда: «Вы меня научите, дяденька? Я отработаю!» А он ответил: «Чему тебя учить, дурак, ты уже все умеешь. Бери да пользуйся, если совладаешь…»

Потом он немного рассказал мне о поворотах, о скрытых дорогах, предложил самому поискать какую-нибудь поблизости. Я и нашел — целую россыпь, на выбор, только жди, пока откроется поворот.

Помню, он немного изменился в лице и поговорил со мной еще с четверть часа. До тех самых пор, когда одна из дорог сделалась доступной. Ну и сказал, мол, проверь, получится ли пройти… Я и шагнул, ума-то еще не нажил.

— То есть он от тебя просто избавился? — удивленно спросила Кьярра, выслушав меня. — Зачем?

— Не знаю. Может, опасался конкурента, молодого, да раннего… и прыткого. А может, хотел, чтобы на своей шкуре почувствовал, каково это — скитаться по незнакомым дорогам. И ценил потом свое умение, пускай даже оно мне даром досталось.

— А почему ты не мог вернуться?

— Не сразу сообразил, как. Не запомнил ту, свою дорогу, да и не знал, как их различать. Поначалу бродил наугад. — Я невольно поежился, вспомнив первую ночевку в глухом лесу. — Вот тогда-то я порадовался, что ни есть, ни спать не хочу, иначе бы мне туго пришлось. Но ничего, вскоре освоился. Прибился к одним странникам, к другим… Несколько путей выучил назубок, с них начинал, на них зарабатывал, а между делом разведывал другие. Уходил все дальше и дальше… и глубже, если можно так выразиться. В совсем незнакомые края, где и по-нашему не говорят. Но провожатых там тоже ценят, а столковаться и на пальцах можно. Заработал я там хорошо…

— И ты никогда не возвращался домой? — с недоумением спросила Кьярра.

— Почему же? Проезжал как-то мимо… Поселок не узнать, моего дома не было уже. Братья женились, жили совсем в других местах, отец умер, мать к старшей моей сестре перебралась. Так ни с кем и не повидался.

— Они решили, наверно, что ты в лесу пропал.

— Нет. Соседи, кто еще что-то помнил, сказали: они подумали, что я с тем обозом удрал, — ответил я. — Отец решил, будто меня те купцы сманили. Дескать, мое умение им тоже пригодилось, а я всегда до денег жадным был, мне без разницы, кому служить.

— Тебе правда без разницы?

Я кивнул, но сказал все же:

— Есть вещи, за которые я никогда не берусь. Такой… зарок, если хочешь. Но я не сразу сделался таким разборчивым. Сперва меня жизнь пообтрепала.

— А про перчатки ты так и не досказал, — упорно напомнила Кьярра.

— Почти все, — заверил я. — Понимаешь… Чем старше я становился, тем сильнее проявлялся дар.

— Ты говорил уже.

— Да? Ну ладно… Словом, все дело в нем. Провожатые по-разному находят дороги и повороты. Кто-то видит… Не могу вообразить, если честно. Кто-то слышит, уверяет, будто дороги звучат совершенно не похоже одна на другую. Кто-то по запаху ищет. А я чувствую вот так, — я поднял руку и пошевелил пальцами. — Отыскиваю их на ощупь. Даже не их, а ветры, которые там гуляют… Я и здесь могу изловить тот или иной ветерок, понять, откуда он прилетел и что с собой принес. Но, по правде говоря, это сложнее описать, чем проделать.

— Ты не только ветры чувствуешь, — протянула Кьярра. — Вообще все, да? И поэтому стараешься ни до кого не дотрагиваться? Я заметила, тебе неприятно ко мне прикасаться.

— Да, — признался я, — потому что ты… Слишком горячая. Не в смысле — обжигаешь кожу, это-то ерунда, а вот что при этом творится внутри… Вот ведь! Не могу описать, слов не подберу… Это очень сильное ощущение, как… кипящим маслом на открытую рану — вот самое слабое подобие. Я от тебя буквально глохну и слепну, ничего вокруг уже не разбираю, а это опасно, я могу не заметить чего-то важного. Так что извини, без острой необходимости я к тебе не прикоснусь.

— Не надо, — согласилась она. — Неужели ты даже в перчатках это чувствуешь?

— Именно. В них — слабее, конечно.

— А как же те, которые видят и слышат? — удивленно спросила она. — Они тоже как-то… ну…

— Отгораживаются, да, — кивнул я. — Кто-то носит темные очки. Знаешь, что такое очки?

Она помотала головой.

— Такие стекла на носу, чтобы видеть лучше. Но те провожатые, наоборот, делают стекла потемнее. А кое-кто, я слышал, вообще повязку надевает, как слепец. Другие затыкают уши. Или нос. Кому с чем повезло, одним словом.

— Ничего себе… Тебе меньше всех повезло.

— Это как посмотреть. Провожатого сильнее меня я еще не встречал. А что до ощущений… привык за столько лет: говорю же, это постепенно проявлялось. Если бы сразу — точно бы свихнулся: все вокруг ощущается по-разному, от этой мешанины порой в глазах темнеет… Но деревья там, животные — это полбеды, — добавил я, помолчав. — Хуже всего люди.

— Поэтому ты и руки никому не подаешь? Я слышала, чародеи говорили между собой…

— Именно. Это — как обухом по лбу. Привыкаешь со временем, конечно, но все равно неприятно. Если я просто к кому-то притронусь — еще полбеды, да и не выйдет никогда никого не касаться, если только не живешь отшельником… Опять же, бывает полезно узнать, что человек сейчас чувствует, — перебил я сам себя. — Но на прямой контакт я иду редко.

— А как же ты с женщинами? — непосредственно спросила Кьярра, и я ответил:

— Представь себе, есть способы, при которых мне руки задействовать не обязательно. Многим такое нравится.

Она задумалась, наверно, пыталась представить в силу своего скромного разумения, что это за способы такие. Я же подумал, что разговор надо сворачивать. И так слишком много выложил о себе… Конечно, все это не более чем слова, и ничего особенно важного я не рассказал, не назвал ни имен, ни мест, но… Хватит на сегодня задушевных бесед.

— Сложно, — сказала вдруг Кьярра.

— Что именно?

— Живется тебе сложно, — пояснила она. — Теперь понятно, почему ты не захотел Тродду.

— И почему же?