Читать книгу - "Месть базилевса - Николай Бахрошин"

Раз столкнулся нос к носу с двумя мужиками. Те – лохматые, бородатые, были вооружены крепкими рогатинами с обожженными концами и дубинами-палицами. Одежа грязная и неухоженная, с пятнами костровой копоти. По виду не разберешь, кто такие. На охотников или бортников не похожи вроде. Может, изгои, потерявшие род, или прячущиеся в лесу ради мести.

Многозначительно положив руку на рукоять меча, Любеня коротко поздоровался. Те ответили также немногословно, явно без желания вступать в разговор. Смотрели недобро, с цепкой звериной пристальностью. На том и разошлись в стороны, косясь друг на друга.

На всякий случай запутал потом следы. Кто знает, что у них на уме? Хотя мужики, похоже, тоже оценили его стать и повадку опытного бойца. Вряд ли решатся преследовать.

Опять дорога без края и без конца… Впрочем, чем дальше уходил Любеня на юг, тем более населенными становились места. Теперь иной раз доводилось и под крышей заночевать.

Когда по пути попадались селения, входил без опаски. Хоть и разные племена – будь то кривичи, вятичи, радимичи или дреговичи, что, в свою очередь, делятся на роды, в многочисленных названиях которых сам Леший-батюшка заплутается, – но боги-то у всех одни. А боги не велят чинить гостю обиды, если он пришел с миром. Гость в доме – под покровительством самого Велеса Круторогого, так всегда было.

Как положено по обычаю, Любеню встречали без злости, давали теплой воды помыться, кормили, потом расспрашивали. Сочувствовали его затее – выручить жену из плена, ругали диких, необузданных россов, везде известных своими разбойными набегами.

Здесь, на юге, жили не так, как на севере. Не большими селами, огороженными крепкими частоколами, а поселениями по три-четыре-пять изб. Это у них называлось вервь. В вервях все было общее – скот, поля, работа. Несколько вервей – род, а роды, понятно, складывались в племена.

Первое время он недоумевал, почему южные роды разделились на верви, ослабив собственную силу. Неожиданно догадался. Это у них, на севере, выживают всем миром. Строиться, лес валить или валуны катать, расчищая поля для пахоты, многолюдьем сподручнее, да и охота облавой дает куда больше. А здесь даже небольшая вервь может себя обустроить и прокормить, вот и обособились.

Нет, по-другому жили на теплом юге… Отличались даже сами избы. Не большие, просторные срубы, как у них на севере, а тесные, маленькие, утоплены вниз по колено, так что в дом не подниматься приходится, а спускаться. Стен толком нет, скаты крыши сходят почти до земли. И печи – не каменки, а сбиты из глины с добавлением щебня. Набьют глину в деревянный каркас, высушат, подожгут, дерево выгорит – вот и печь готова. Без дымоходов, дым слоится под потолком и вытягивается в щели.

– Чудно! – удивлялся Любеня. Почему теснятся? Хотя, если рассудить, здесь не знают таких лютых и долгих зим, как у них на севере. Да и строить-то особо не из чего, леса мельче, реже – длинных, неохватных бревен не нарубишь. Даже камня толкового нет, все больше мелочь галечная. Одна радость – земля теплее, жирнее и щедрее на урожай. Его родичи, чтоб получить поле, первый год валят лес, оставляют его, потом, на будущий год, корчуют корни и выжигают поляну, опять оставляют. Так лишь на третий год можно вспахать и засеять. А здесь – истощилось поле, поднимай следующее, рядом. Хоть сей, хоть скот паси – полно места…

Впрочем, может, дело не в том, что здесь строить не из чего, размышлял он. Просто избы-землянки быстро ставить. И разрушат – не жалко, выкопал яму на новом месте, утоптал пол, накрыл крышей – опять дом готов. Жили-то здесь с опаской, не так привольно, как в северном глухом безлюдье. Здешние мужики все время толковали о склоках между родами, вспоминали, как секлись то с теми, то с этими из-за полей, выпасов и покосов. Взять хотя бы конный отряд, что он встретил по дороге, – явно не на поклонение богам отправились с копьями и мечами.

– К тому же городищ теперь развелось, что грибов сырым летом! – жаловались его случайные собеседники. Каждый, кто посильнее, набирает дружину, ставит частокол крепости и объявляет себя кнесом-правителем. Начинает собирать дань с окрестных родов за защиту. А какая от них защита? Только и знают, что рубиться с другими же новоявленными кнесами! Нет, совсем порядка не стало в земле славян, на пахоту в поле идешь – и то меч прихватываешь али топор. В старину-то проще жили, сытнее – жизни радовались, богов почитали. И зерно росло как само собой, и зверь выходил на голос охотника, птица прямо в руки садилась, рыба из реки в лодку прыгала…

Это тоже странно, думал про себя Любеня. Вот хоть свеонов взять – народ сильный, яростный, поклоняющийся мечу и победе. А в земле у них – порядок и мир. Здешний же люд гостеприимен, не злобен, а так и норовят соседям в глотку вцепиться. К чужеземцам – доброжелательны, а к своим – до собачьего остервенения…

Чудно. С чего так?

В одной из вервей Любеня сторговал себе лодку. Не долбленку из цельного ствола – таких здесь не делали – челнок. Только не из досок сбитый, как мастерили лодки в фиордах, просто деревянный каркас, обтянутый коровьими шкурами и обильно просмоленный.

Челнок оказался вертким и непослушным. К тому же потек на второй день. До вечера Любеня боролся с ним, все время откладывал весло, чтобы отчерпать воду с днища. Порты и сапоги промокли, хоть выжимай. К вечеру плюнул, бросил челнок у берега, снова пешком пошел. Недобро поминал хозяина лодки, приземистого, неспешного на слова, но, по всему видно, хитрована немалого. Уверял же, жук, что на таком – хоть до самого Черноморья!

Конечно, боги запрещают чинить гостю обиду, но всучить ему гнилье втридорога – против этого не возражают.

* * *

Последние ночи были теплыми, и Любеня не разводил костров, просто заворачивался в овчину и спал. Но тут решил, что без огня не обсохнешь – сильно промок на водной дороге. Когда начало темнеть, он двинулся подальше от берега, где чернела приземистыми стволами дубовая роща с редкими вкраплениями лип и еще каких-то деревьев, названия которых он не знал.

Листва еще не распустилась, ветви деревьев торчали как черные, корявые руки. Но чувствовалось, что вот-вот, почки уже набухли и готовы прорваться. И первая, нежная травка пробивается под ногами, и пахнет сладко, вкусно, вдохнешь – и выдыхать не хочется. Горчинка дубов, медвяной дух лип, теплый, пряный пар от земли – все это сливалось в один терпкий, будоражащий запах весны.

А дома небось в чащах снег лежит, земля лишь поверху начала оттаивать, улыбался он. Благодатные здесь края, этого не отнять…

Лес вокруг был чистый, просторный, без подлеска. Любене в поисках места поукромнее пришлось уйти далеко от реки. Когда нашел место, попросился согласно обычаю: «Леший, леший, пусти переночевать!» Тот ничего не ответил. Значит, можно. Так уж устроено, что у каждого места, хоть у пригорка или впадины под кустами, есть свой хозяин из Нави, мира духов. Ссориться с ними – себе дороже.

Расположившись, он откопал ямку в земле, аккуратно, чтоб не сильно дымить, развел небольшой костерок. Подсушил одежду и сам согрелся. Поджарил на прутке кусок вяленной с солью свинины. Перекусил жареным, заедая душистым пшеничным хлебом, оставшимся от ночевки в последней верви, запил водой из баклажки.