Читать книгу - "День гнева - Мэри Стюарт"

Слова были искренни и простодушны, а вот тон — совсем иной. И означал он совсем иное: “Они не смеют расспрашивать меня, Мордреда, но люди любопытны и потому задают вопросы. Мне нет дела до того, что обо мне говорят”.

На фоне лунного света он уловил тень мимолетной улыбки. Глаза королевы были темны и пусты, как два провала в зияющую черноту. Даже блеск ее самоцветов словно погас. Она как будто стала выше ростом. В лунном свете ее тень вдруг выросла до устрашающих размеров и поглотила юношу. В воздухе словно похолодало. Несмотря на все его самообладанье, Мордреда охватила дрожь.

Все еще улыбаясь, королева неотрывно наблюдала за ним, выпуская на волю первые щупальца своего темного колдовства. Она приняла решенье. Она ничего ему не расскажет. Долгую дорогу на юг не следует омрачать и осложнять тем, как воспримут остальные ее сыновья новость об истинном положении Мордреда, о том, что на самом деле он — сын Верховного короля. Или знаньем, какое неизбежно придет с этим известьем, знаньем об инцесте, какой совершила со своим сводным братом их мать. Возможно, в самой Британии об этом говорят у каждого очага, но на островах никто не осмелился бы повторить такое: четверо младших ее сыновей ничего не слышали. Даже самой себе Моргауза не решалась признаться в том, что не знает, как будет встречено это известье.

Какой бы колдовской силой она ни обладала, Моргаузе никак не шло на ум, зачем Верховный король послал за ними. Вполне возможно, что за Мордредом он послал лишь для того, чтобы убить его. В таком случае, рассуждала Моргауза, невозмутимо рассматривая своего старшего сына, ему нет нужды что-либо знать — и остальным ее сыновьям тоже. А если нет, то сейчас ей необходимо приковать мальчишку к себе, подкрепить его страх перед ней и готовность ей повиноваться, и для этого у нее имелся в запасе не раз опробованный подход. Страх, а за ним — благодарность, сообщничество, а за ним — преданность. Этим она испытывала и удерживала своих любовников, а теперь удержит при себе и старшего сына.

— Ты был мне предан, — сказала она. — Я довольна. Я это знала, но хотела услышать из твоих уст. Мне не было нужды спрашивать, ты ведь понимаешь это, не так ли?

— Да, госпожа. — Он был сбит с толку и озадачен тем, какой вес она, похоже, придает этому вопросу, но просто ответил: — Каждый знает, что тебе все известно, потому что ты… — он собирался сказать “ведьма”, но проглотил это слово, — что ты обладаешь волшебной силой. Что ты можешь видеть то, что пространством или временем скрыто от остальных людей.

Теперь он уверен был в том, что она улыбается.

— Ведьма, Мордред. Да, действительно я ведьма. И я обладаю волшебной силой. Давай же, скажи это.

— Ты ведьма, госпожа, — послушно повторил он. — И ты обладаешь волшебной силой.

Она склонила голову, и тень ее покорно склонилась и выросла вновь. Волны холода одна за другой омыли юношу

— И ты поступишь благоразумно, если будешь бояться ее. Всегда о ней помни. Когда люди придут к тебе с расспросами, а в Камелоте они непременно сделают это, помни о своем долге предо мной, о своих обязанностях моего подданного и моего… приемного пасынка.

— Я буду об этом помнить. Но о чем они будут… и почему? — Он растерянно умолк.

— Что произойдет, когда мы достигнем Камелота? Это ты хочешь знать? Что ж, Мордред, я буду с тобой откровенна. У меня были виденья, но исход нашего путешествия неясен. Что-то омрачает кристалл. Мы можем догадываться о том, что выпадет на долю моих сыновей, его племянников. Но что станется с тобой? Ты спрашиваешь себя, какая участь ожидает человека такого, как ты?

Не доверяя своему голосу, юноша только кивнул. Понадобился бы человек с духом много сильнее, чем может быть у мальчика, воспитанного на дальних островах, чтобы в лунном свете помериться взглядом с ведьмой. Казалось, она собирала вокруг себя колдовство, словно лунный свет скапливался на тяжелых складках длинных одежд и в струящемся шелке светлых волос.

— Слушай меня. Если ты станешь делать так, как я тебе велю, сейчас и всегда, ни один волос не упадет с твоей головы. Звезды говорят о силе и власти, и часть этой власти предназначена тебе, Мордред. Это я видела точно. А, вижу, тебе это по нраву?

— Госпожа?

Неужели могла она своей ведьмовской властью угадать его мечты, его невежественные и неуклюжие интриги? Он весь подобрался, дрожа как натянутая тетива. Королева увидела, как поднялась его голова, как вновь сжались у пояса кулаки.

Наблюдая за юнцом из обволакивавшей ее тьмы, она испытывала любопытство и какую-то извращенную гордость. Смелости ему не занимать. Выходит, он все же ее сын… А эта мысль привела за собой другую.

— Мордред.

Его глаза искали ее среди теней. Встретив его взгляд, она задержала его на несколько мгновений, давая затянуться молчанью. Да, он ее сын, и кто знает, какая частица ее силы передалась ему тогда, когда она еще носила его в своем чреве? Ни один из Лотовых сыновей, этих приземленных здоровяков, не унаследовал и искры ее; но Мордред, возможно, наследник не только силы, которую она высосала у своей матери-бретонки, но и какого-нибудь случайного отблеска силы много более могущественной, принадлежавшей архимагу Мерлину. Темные глаза, прямо глядящие на нее не мигая, Артуровы, но они так похожи на ненавистные глаза чародея, которые вот так же выдерживали ее взгляд и заставляли в прошлом ее саму не раз и не два опускать взор.

— Ты никогда не спрашивал себя, кто была твоя настоящая мать? — внезапно спросила она.

— Как же. Да, конечно. Но…

— Я спрашиваю лишь потому, что тогда в Дунпельдире было немало женщин, похвалявшихся, что обладают даром провиденья. Интересно, не была ли твоя родительница одной из них? Тебе снятся сны, Мордред?

Его била дрожь. В голове его промелькнули все сны; это были мечты о власти и кошмары прошлых лет: сожженная дотла хижина, шепоты в полутьме, страх, подозрения, амбиции. Он попытался оградить свои мысли от колдовства, нащупывавшего себе в них дорогу. — Госпожа, государыня, я никогда… то есть…

— Никогда не видел внутренним оком? Никогда не видел вещего сна? — Даже голос ее переменился. — Когда недавно “Меридаун” принес известье о смерти Мерлина, ты знал, что в тот момент это еще не было правдой. Люди слышали, как ты это говоришь. И события показали, что ты прав. Откуда ты это знал?

— Я… я не знаю, госпожа. Я… я хотел сказать… — Он прикусил губу, растерянно вспоминая толпу на пристани, толкотню, крики. Возможно, ей рассказал Гавейн? Нет, наверно, их подслушал Габран. Он облизнул губы и начал снова, явно подыскивая слова, чтобы высказать правду: — Я даже не знал тогда, что говорю вслух. Это ничего не значило. Это не виденье… или… или то, что ты сказала. Это могло быть сном, но мне думается, это что-то, что я слышал давным-давно, и тогда тоже оказалось, что это неправда. Это заставляет меня вспоминать о темноте и о чьем-то шепоте, и… — Он остановился

— И? — нетерпеливо потребовала продолженья королева-ведьма. — Ну? Отвечай?