Читать книгу - "Хранитель - Ольга Голотвина"

- Вряд ли парни выиграют от такой замены, - сказала Ингила, с уважением внимая бабкиным руладам.

- Судя по скорости, они это понимают, - кивнул Ралидж. - Слушай, пока хозяева про нас забыли, покорми меня, а? - И заскулил голосом матерого нищего: - Рученьками-ноженьками не владе-ею!

Укладывая на лепешку широкий нежно-розовый ломоть, Ингила задумчиво промолвила:

- Не знаю, как попала сюда эта вкуснотища… но… пусть мои слова не обидят Сына Клана… в господине пропадает огромный талант!

- Ты хочешь сказать - воровской?

Ингила хотела горячо заверить, что имела в виду вовсе не это, а талант циркового фокусника… но тут сообразила, что голос у Сокола отнюдь не оскорбленный, а очень даже польщенный. Поэтому она воздержалась от уточнений и поднесла лепешку к губам господина.

Они по очереди откусывали хлеб и мясо и запивали вином, пока не почувствовали, что сыты до отвала.

Ралидж непонятно сказал в пространство:

- Что ж, Заплатка, спасибо за угощение…

- Я остатки в плащ заверну, - хозяйственно сказала Ингила, - и в темный угол запихну, чтоб не видно было…

- Побыстрее, - бросил, прислушиваясь, Ралидж. - Бабуся вернулась.

Подтянувшись, насколько позволили цепи, к дверному проему, пленники следили за сердито бормочущей старухой, укладывающей на поляне валежник, чтобы заново развести потухший костер.

- Она одна, - шепнул Орешек Ингиле. - Попробуй с ней заговорить.

- Зачем?

- Затем, дура, что у нее ключ на поясе.

- От наших цепей?

- Нет, от королевской сокровищницы… Да не молчи, говори что-нибудь!

- А почему я?

- Она еще на тех уродов злится. Женщине охотнее ответит

- Милостивая госпожа-а! - печально воззвала Ингила. - А что теперь с нами бу-удет?

Старуха покосилась на дверной проем, откуда выглядывали головы пленников, и с ленивым презрением произнесла странные слова:

Что будет с человеком - знают боги.

Известно ль придорожному цветку,

Чья на него пята наступит завтра?

Ингила распахнула глаза, решив, что бабка свихнулась. А Орешек почти не удивился. Лишь приподнял бровь и отозвался так же лениво-равнодушно:

Я вижу, госпожу мою однажды

Судьбы причуда завела в театр?

Фраза, на взгляд Ингилы, вполне безобидная, но старуха вскинулась, как от пощечины. Она швырнула наземь охапку валежника, подошла к сараю. Уперев руки в бока, грозно встала над пленниками и рявкнула в своей обычной манере, без витиеватых размеренных фраз:

- Это тебя, полудурка, туда «судьбы причуда завела однажды»! А я там играла, понятно? Про аршмирский театр когда-нибудь слышал, псина ты в ошейнике?

- Слышал, - дрогнувшим голосом ответил Орешек. - Лучший театр в Грайане. Тебя, коряга кривая, к сцене и близко не подпустили бы.

Старуха замахнулась на связанного пленника… но не ударила, опустила руку. Лицо словно озарилось мягким светом.

- Ну, я тогда моложе была… красивая такая… В «Принце-изгнаннике» играла. Моим партнером был сам Раушарни Огненный Голос!

- Вей-о! И кого ты там играла? Четырнадцатую прислужницу королевы Арфины?

- Дурак! Говорят тебе - молодая была, стройная, пышноволосая… Играла Прекрасную Луанни.

- Ой, не могу! Ой, ты и врать, бабуся!.. Какая б ты там молодая ни была, но Луанни - это ж такая роль!.. Жабу тебе болотную играть, а не Песню Флейты!

Почернев от гнева, старуха бросила руку на рукоять кистеня, торчащего из-за пояса:

- Ты, ублюдок чумной крысы! Ты что там вякаешь? Я твой поганый язык с корнем выдеру и ножом к стене приколю!

Ингила отпрянула, а Орешек, неустрашимый до наглости, просиял улыбкой навстречу разгневанной разбойнице:

- Великолепно! Монолог в духе нежной и кроткой Луанни! Какое интересное прочтение роли! Еще кистень выхвати и над головой помаши! Жаль, Раушарни не видит!

Бабка недобро сощурилась:

- Ах так? Тебе надо - в духе Луанни?.. Ладно, гаденыщ получай!

Она убрала руку с оружия, выпрямилась, взгляд уплыл куда-то поверх голов… И в воздухе затрепетал голос - нежный, глубокий, полный сердечной боли:

Нет, мой любимый, не проси, не надо!

Не страх в моих словах, и не гордыня,

И не наивная девичья слабость…

Чтоб быть с тобой, прошла б я босиком

По снегу или углям раскаленным!

Но плата непомерная за счастье -

Своей любовью мир тебе затмить,

Из нежных слов и ласк соткать тенета

И спутать крылья сильные твои!

Враги считают, что глупа Луанни,

Годится лишь на роль приманки сладкой,

Чтоб в клетку заманить тебя… Постой,

Дай мне договорить! Ведь поцелуи

Твои лишат решимости меня…

Отвага тает… Путаются мысли…

Прощай! Взгляни туда, на горизонт!

Ты видишь, там рассветная полоска

Так ярко и победно заалела?

Пусть так же солнце славы и величья

Разгонит ночь судьбы твоей жестокой!

В седло, мой принц! В бессмертие скачи!

Женщина смолкла, словно обессилев в борьбе с собой И тут же ей ответил мужской голос: низкий, хрипловатый, изнемогающий от страсти:

Но если власть, и слава, и величье

Не стоят слезки девочки моей,

Грустящей тихо у ручья лесного?..

Ты говоришь, любовь твоя - приманка?

Злорадный смех врагов тебя тревожит?

Но кто они для нас с тобой, Луанни?

Так… стайка пауков из темной щели…

Моя красавица, во всех балладах

Звенят слова: «Любовь костром пылает».

Избитая, затасканная фраза…

А я сегодня понял: да, костром!

Смотри, Луанни, как я в это пламя

Бросаю без тоски, без сожаленья

Мечты, что в черном холоде изгнанья

Спасали от отчаянья и боли!

Бросаю замыслы, что и меня

Порой пугали царственным размахом,

Бросаю память о печальном детстве,

Об одинокой юности… В огонь!..

А это что?.. Жемчужина ценнее,

Чем все, что я швырнул в костер любви:

Месть за отца… Смотри, моя Луанни: