Читать книгу - "Капитаны в законе - Валерий Елманов"

Та прекрасно все поняла, но тем не менее изобразила на лице неудовольствие и раздраженно заметила, уже вставая:

– Вообще-то amicitia aequalitas.

– Дружба – это равенство, – торопливо перевел Улан, в силу своей склонности к иностранным языкам успевший многому нахвататься от своей дамы сердца.

– Класс! – восхитился Сангре. – Вот потому-то мне и нужны предварительные переговоры с побратимом, чтобы он не подумал ничего лишнего за мою с тобой последующую беседу наедине.

Брови Изабеллы удивленно взметнулись, но она ничего не сказала, лишь благосклонно склонила голову – дескать, объяснение принято.

Дождавшись, когда ее шаги окончательно стихнут, Сангре устало произнес:

– Уланчик, ты мне брат, но извини, я никак не могу позволить тебе присутствовать на нашем с нею разговоре. Речь пойдет за финансы и ты снова станешь излишне нервно реагировать. Ни к чему тебе наблюдать различные перипетии беседы двух маланцев?

– Как… двух?! – вытаращил глаза Улан. – Причем тут Изабелла?! Она же испанка!

– Так тебе что, инквизитор ничего о ней не поведал? – искренне удивился его друг. – Вот странно. То-то я смотрю, что ты никак не реагируешь на мои прозрачные намеки, вроде шерше ля хайфа… Таки чтоб ты знал, ее мамашку звали Юдифь и она – стопроцентная еврейка.

– А ты ничего не путаешь?! И потом, это же инквизитор тебе рассказывал. Он и соврет – недорого возьмет.

– Согласен – брехуны они изрядные, но здесь, как мне кажется, им врать попросту нет смысла. Видишь ли, какую бы лютую страсть ни питали в Европе к творцам бестселлера под названием Ветхий Завет, времена влюбленного в них до смерти дядьки Гиммлера не настали и сама принадлежность к этому беспокойному племени пока не является уголовно наказуемой.

А не веришь богомерзким святошам, сам посмотри раскосым степным оком правде жизни в глаза, – посоветовал Сангре.

– В какие глаза? – не понял Улан.

– В миндалевидные, – невозмутимо уточнил Петр. – Они, безусловно, красивые, но имеют специфический разрез. Я уж не говорю про волнистые волосы и легкую горбинку на прелестном носике.

Улан помрачнел и, сокрушенно крякнув, с досадой ощутимо приложился кулаком по гладко выскобленной желтой столешнице.

– Ты чего? – встревожился Сангре.

– Обидно! – пожаловался его друг. – Она же мне столько рассказывала о своих испанских предках! Выходит, обманывала! Меня обманывала?! Получается, она боялась, что я… – и, не договорив, снова в сердцах шарахнул кулаком по столу.

– Зря ты так про нее подумал, – перебил его Петр. – Она ж не далее как час назад прямым текстом нам с тобой про многострадальный народ своей мамочки выложила. А что раньше осторожничала, тоже понятно. К тому же я сам немного виноват, ляпнул ей как-то еще в Литве, про то, что мы с тобой розыскники. Потом лишь дошло, когда она от моего сообщения побледнела и стала допытываться, чем конкретно мы занимаемся. Дело в том, что розыск по латыни звучит как «инквизицио», то бишь весьма схоже с профессией ее злейших врагов, сечешь? Но лгать она никогда не лгала. И та часть биографии, коей она честно с нами делилась, голимая правда, поскольку в Испании ее мамочку повстречал знатный вдовец и прямой потомок Сида Компеадора.

– Погоди, погоди, но тогда получается, что Изабелла…

– Полуиспанка, – подхватил Петр. – Наполовину – потомок героя, а на вторую хоть и не из славного города Одессы, но имеет общие корни с подавляющим большинством одесситов. Я имею ввиду Авраама, Исаака, Иакова и косорукого дядьку Моисея, который так и не сумел с первой попытки донести каменные плиты с божьими законами, грохнув их по пути. Слушай, – изумился он, – неужто у тебя и мысли не возникало, что она полуеврейка, а исходя из их законов таки вообще чуть ли не целиковая?!

– Говорю же, меня ее национальность никогда не интересовала, – передернул плечами заметно повеселевший (все-таки не обманывала) Улан. – Имена, правда, в ее рассказах попадались странные, помнишь, она про Маймонида какого-то не раз упоминала, прапрадеда своего, но ведь иностранные же. Откуда мне знать, какие они у испанцев…

Петр весело фыркнул:

– Ха! У испанцев! Це ж такой щирый еврей, что ого-го. Круче его только ихний Сусанин, в смысле дядька Моисей. Короче, попал ты, друг ситный, как кур в ощип. Да и не мудрено, – и он с лукавой улыбкой процитировал:

Еврейская девушка – меж невест —

Что роза среди ракит!

И старый серебряный дедов крест

Сменен на Давидов щит.

– Это ко мне не относится, – буркнул смущенный Улан. – Я христианином никогда не был.

– Ах да, ты ж у нас буддист, – спохватился Сангре. – Впрочем, и она не иудейка, равно как и ее мамашка – перед свадьбой окрестили, как положено, назвав Марго. И все равно придется тебе променять лотос Будды на серебряный крест, то бишь устоить небольшой заплыв в корыте, в смысле, в купели.

– Надеюсь, ты сам-то не из антисемитов, и не собираешься менять к ней отношение из-за того, что она… – вдруг спохватился Буланов.

– Тю на тебя! – возмутился Сангре. – С чего ты взял?!

– Да лекция одна по психологии припомнилась, – замялся тот. – Мол, одним из основных качеств авторитарной личности является антисемитизм и вообще ксенофобия. А ты по всем признакам как раз и есть авторитарная личность. Опять же черносотенцы почему-то в памяти всплыли, погромы разные, вот я и… – он виновато развел руками, продолжая пытливо смотреть на друга.

Сангре вздохнул и уныло пожаловался:

– Вот она какая поганая штука – любовь. А ведь некогда числился в умниках. Даже постепенно стал приходить в себя и вдруг на тебе – новый приступ. Уланчик, ненаглядный ты мой, – ласково улыбнулся он побратиму, – таки напоминаю, что о ее еврейских корнях я, в отличие от тебя, узнал аж полгода назад и, как видишь, до сих пор не скрежещу зубами, стерев их до самых пяток.

– Ой! – смущенно потупился тот, мгновенно осознав, какую несусветную глупость сморозил, а Петр невозмутимо продолжал:

– И второе, но не менее важное обстоятельство. Припомни-ка, откуда родом моя баба Фая?!

– А это при чем?

– При том, что состав населения в Одессе весьма однороден. Нет, если судить по паспортам, разнообразие таки наблюдается, но если смотреть за реальность, в этом славном городе живут восемнадцать процентов русских, два – украинцев, зато остальные восемьдесят деликатно говоря – местное население. А отсюда вывод: легче отыскать в Германии времен усатого Шекельгрубера эсэсовца-еврея, чем в Одессе антисемита. Кстати, моя баба Фая тоже относится к местным. Правда, отчасти. Ну и я, стало быть. А что до черносотенцев, погромов и прочего… Знаешь, мне как-то довелось читать любопытную статистику о евреях в Российской империи, таки я тебе скажу следующее. Этот многострадальный народ с холмов Сиона как обычно все преувеличил, притом весьма здорово. Точно, точно, иначе число живших в империи страдальцев с пейсами к началу двадцатого века не превысило бы число всех прочих, проживающих в остальных странах мира.