Читать книгу - "Игра отражений - Александр Харламов"

— Пан Константин, — забормотала Марта. Акцент ее в молодости был слышен еще отчетливее. Она путала русские слова с типично польскими, украинскими, вперемешку с латынью. С грехом пополам мне удавалось ее понимать, хоть и не без труда, — я не могу, что люди-то скажут?

— Не важно! Плевать! — порывисто закричал Вышицкий. — Главное, что и ты, и я, можем жить вечно…

— Господи помилуй нас, грешных, — закрестилась по-католически Марта. По щекам ее текли слезы. Глаза были красные, будто засыпанные песком. Вышицкий толкал ее на что-то грязное, преступное, отвратительное, ради своей безумной идеи о вечной жизни.

— Простите меня, пан…

— Это ты меня должна простить, что я не могу сам! Я слишком люблю жизнь, чтобы совершить этот акт! — он бросился к столу, открыл средний из трех ящиков, выбрасывая на пол кучу каких-то бумаг. Достал оттуда пистолет, судя по взведенным куркам, вполне себе заряженный. — Но это необходимо для нас, для будущих поколений!

Вышицкий сунул ей в руки оружие и прислонил ствол к своей груди с правой стороны, где билось ученое сердце. Его губы посерели, глаза горели алчным огнем. Он шептал пересохшими губами своей помощнице все настойчивее, словно гипнотизируя ее:

— Стреляй! Не бойся! Еще чуть-чуть и мы вечно будем вместе! Мы победим смерть, — в этот момент я заметил в его взгляде ту самую искорку, которая отличает здорового человека от психа. Он несомненно был болен, болен своей идей вечной жизни. Болен настолько сильно, что ради ее исполнения готов был умереть.

— Стреляй же! — заорал он ей в лицо. Марта испуганно дрогнула. Палец произвольно сжался на спусковом крючке. Грохнул выстрел. Вышицкий схватился за грудь и в облаке едкого сизого дыма сполз вниз, обливаясь кровью, хлеставшей из раны.

— Спасибо, Марта… — прохрипел он ей, перед тем как девушка отчаянно завизжала, захлебываясь в истерике.

На крик прибежали слуги, началась суета, полиция, жандармы в синих мундирах. Все это было уже привычно и неинтересно. Я отвернулся от зеркала. Изображение исчезло. Рядом со мной стоял Вышицкий с каменным лицом. Ему было, видимо, довольно непросто, в очередной раз переживать собственную смерть.

— Простите…но я все же не совсем понял, — начал было я, но Константин приложил указательный палец к губам, призывая меня к тишине. Ладонью он смахнул туман еще с одного зеркала и перед глазами у меня предстал все тот же кабинет. Толпа людей, плачущие дамы в дорогих туалетах, хмурые мужчины представительного вида в черных фраках с непокрытыми головами. Все они стояли в рабочем кабинете Вышицкого.

— Говорят, что его застрелила эта полячка Марта, — зашептала одна дама другой.

— А я слышала от кузины Анны, что он сам! И завещал, чтоб все было именно так, — женщина кивнула в сторону, и я наконец смог рассмотреть всю печальную обстановку рабочего кабинета. Вместо стола посреди комнаты на трех стульях стоял черный гроб, обитый красным бархатом. В нем лежал Вышицкий, на губах которого застыла ехидная улыбка. Парчовое покрывало доходило ему до скрещенных на груди рук, в которых вопреки обыкновению не было свечки. Лишь по бокам торчало от покойника несколько гвоздик.

— И зеркала не завесили! — прошептала совсем еще молодая девушка, пришедшая на прощание с матерью.

Я с удивлением рассмотрел, что комната, как была зеркальной так и осталась. В каждом из зеркал отражалось тело и гроб с покойником. Дрожь пробрала даже меня, которому казалось, что после всего пережитого меня уже ничем не испугаешь.

— Бедный, бедный Константин Афанасьевич…Похоронил жену, а потом и сам сгорел ради науки, — в искренне горевавшем седом мужчине я угадал Бекетова, а рядом с ним Каразина — основателей Харьковского университета. Удивленно присвистнул, а мой неожиданный собеседник ох как непрост, раз имел таких знакомых.

Неожиданно мое внимание привлекло непонятное движение над гробом. Судя по всему, его видел только я, потому как остальные, склонив головы думали о чем-то своем и вряд ли о покойном.

Над гробом поднималось что-то серое, еле заметное, колыхающееся в белой длинной рубахе до пят. Оно встало из гроба, подлетело вверх, заметавшись под потолком. Это что-то отчаянно искало выход из комнаты, но окруженное со всех сторон зеркалами напрасно билось в них, как в закрытую дверь.

Это видел только я! Мурашки побежали по моей спине. Я едва сдерживался, чтобы не заорать во весь голос, словно истеричка. Несомненно это была душа Вышицкого! Боже, я окончательно сошел с ума! Душа несколько раз бесполезно потыкалась в потолок, спустилась вниз и неожиданно отразилась в зеркале. Увидев себя в отражении, она отчаянно заверещала пронзительно и громко, но крик ее был беззвучен для мира смертных. Перед ней открылся лабиринт из зеркал. Она отчаянно заметалась, но чем больше сумбурных движений совершала, тем дальше ее затягивало внутрь, пока совсем не утянуло, оставив лишь маленькую зеленую точку на идеально отполированной поверхности.

Я замер на месте не веря своим глазам, а картинка не исчезала. Вышицкий хотел еще кое-что мне показать.

Помолчав немного у гроба, люди засобирались. Распорядитель похорон, что-то крикнул в коридор. Оттуда тяжело ступая, зашли дворовые мужики. Вскинули, как бревно гроб барина на плечо и понесли прочь. Следом за ними потянулись скорбящие друзья и родственники. Кабинет Вышицкого опустел.

— Это все… — прошептал я немного разочарованно, но скрипнула дверь и в кабинет зашла зареванная Марта. Он внимательно осмотрела каждую стену и все-таки преклонила колени перед тем зеркалом, куда затянуло бессмертную душу Вышицкого.

— Пан Константин, я все сделала, как вы велели, — проговорила она, захлебываясь рыданиями.

Отражение полячки помутнело, сделалось нечетким, словно в тумане. Я замер от предчувствия чего-то нехорошего. Отчаянный крик прорезал тишину кабинета. В зеркале наряду с Мартой виделся пан Вышицкий только теперь он был точно таким же, каким его видел я в своей собственной ванной. Лицо искаженное мучениями, уродливая улыбка, гнилые зубы и язвы на руках — тленное тело живого покойника, заблукавшая в зеркальных лабиринтах отражений душа.

— Спасибо тебе, Марта, не плачь! Теперь мы всегда будем вместе. Храни это зеркало, как самую дорогую вещь в мире и детям своим накажи, и внукам! А когда…

Зеркало вдруг погасло. Изображением исчезло. Теперь оно отражало только меня и молодого пана Вышицкого, стоящего рядом, опустив руки в карманы.

— Вот такая история, молодой человек… — с тяжелым вздохом проговорил он, возвращаясь на свое место за столом. Трубка потухла, кофе остыло. Я даже примерно не знал сколько сейчас времени. Стрелка на часах исправно бежала по кругу, но время стояло на месте, показывая все те же половину второго.

— Все это конечно грустно…

— Почему же грустно?! — радостно улыбнулся Вышицкий. — Я обрел вечную жизнь для своей бессмертной души, заключив ее в Зазеркалье вместо пресловутого рая, обещанного нам раввинами и попами. Теперь я живу здесь…в своем мире, в своем Зазеркалье, которое подчиняется только моим законам, моим правилам, и в нем случается только то, что я хочу! Разве это не счастье?