Читать книгу - "Огонь в сердце - Дора Коуст"

— Павлиция, ты действительно невеста моего сына?

Мне ничего не оставалось, как ответить четкое и твердое: “Да!” Врать я, к сожалению, умела получше других, хотя получалось, честно говоря, не всегда.

— Мама, нам пора, — внезапно встал между нами мужчина, не давая директрисе пригвоздить меня взглядом к полу.

— Я требую разговора! — громко произнесла женщина, однако ответа так и не получила.

Стремительно развернувшееся перед нами кольцо перехода отрезало нас с куратором от его матери. Вышли мы уже в до боли знакомой мне гостиной. И вот при взгляде на мужчину я сразу поняла, что мне несдобровать. Галеций был чернее ночного неба, и взор его не обещал мне ничего хорошего.

Сердце стучало быстро-быстро. Дыхание сбилось, стало прерывистым. Я уже мысленно готовилась к тому, чтобы ответить на вопрос: “Где ты была целую неделю?” Это рядом с другими я могла промолчать, настроение же галеция к молчанию не располагало.

Но вместо того, чтобы потребовать от меня разъяснений, куратор Вантерфул вдруг обнял меня, рывком прижимая к себе. Запрокинув мой подбородок пальцами свободной руки, он неоправданно долго всматривался в мои глаза, пытаясь уловить в них…

Что?

Проведя подушечкой большого пальца по моим губам, он все-таки поцеловал меня. Сердце мое оборвало свой ритм, остановилось, чтобы тут же забиться в своем сумасшедшем танце.

Мои губы сминали, меня словно наказывали, все сильнее вжимая в каменную плоть.

Меня целовал галеций Истол Вантерфул. Это точно был он, но…

Словно вовсе не он. Я не узнавала мужчинув этом напоре, в этой агрессии.

Я не отвечала на его касания. Напряженная, будто струна, стояла, оторопев от происходящего. Пальцы впивались в стопку одежды, которая сейчас являлась единственной и незначительной преградой между мною и мужчиной.

Я не дышала. Но сделать вдох мне все же пришлось.

Собственно, это и стало моей ошибкой.

Делить один вдох на двоих — это слишком интимное действо для незнакомцев. Неконтролируемая дрожь колкими иголочками впилась в мою кожу, прокатилась от поясницы по позвоночнику до шеи, распространяя за собой необъятный жар. Низ живота словно свернулся в узел, наполняясь щекоткой неясного томления… Предвкушения?

Желание ответить на чужой поцелуй появилось раньше, чем я воплотила его в жизнь, но являлось полностью необдуманным. Больше того, я искренне считала его неверным, отчего тут же покраснела до кончиков ушей. Щеки пылали жаром, когда куратор решил прервать касания, наполненные одновременно страстью и нежностью.

На губах его появилась блуждающая улыбка. То есть он еще и смеется надо мной?

Я мгновенно попыталась вырваться, но, несмотря на свое некрупное телосложение, преподаватель оказался сильным.

— Тише, тише, — произнес он, прижимаясь губами к моей макушке.

Будь моя воля, я бы в этот момент предпочитала стоять в десяти метрах от мужчины, но выбора мне не оставили. Вместо того чтобы находиться на безопасном от него расстоянии, я вынужденно слушала, как сильно и гулко бьется его сердце.

— Отпустите меня, — пока еще тихо попросила я, но в любой момент была готова перейти к требованиям.

— Не отпущу, — огорошили меня подозрительно радостно и как-то ехидно. — Не поверишь, но твое нахождение рядом удивительным образом действует на меня. На данный момент я успокаиваюсь, Лиция. И если ты не хочешь, чтобы мы разговаривали на повышенных тонах, то будь добра, потерпи. Не люблю ругаться.

— А вы умеете ругаться? — не сдержавшись, спросила я с удивлением.

— Представь себе. Но мне не хочется ругаться ни с тобой, ни на тебя. И убери, пожалуйста, это вычурное “вы”. Немного раздражает, знаешь ли.

— А меня раздражают ваши объятия, — проговорила я, но на признание это не тянуло.

На самом деле я совсем не испытывала негативных чувств по отношению к этим объятиям. Ощущала себя неловко, немного дискомфортно, но не более. Да и стоило признать, что за прошедшую неделю я, к своему собственному изумлению, соскучилась по преподавателю, а точнее по нашим занятиям.

Однако я все еще не знала подробностей встречи куратора и галеция Лугстара у фонтана. Этот вопрос был той внушительной помехой, что стояла между нами даже в этих тесных объятиях.

— Вы там все? — уточнила я словно между делом.

— Пока ты не обратилась ко мне на “вы”, я собирался тебя отпустить, а теперь придется постоять еще. Но ты выкай, выкай, я, так уж и быть, потерплю.

Я не сдержалась. Крутанувшись в крепких объятиях, ударила ладонью по чужой груди, чем вызвала смех у мужчины. Почему-то ощущала себя полной дурой, а еще в чужих объятиях мне стало очень некомфортно от мысли, что стою я босиком и в одной мантии, которая спереди держится исключительно на честном слове.

Увы, куратор Вантерфул это тоже заметил. Взгляд его, что вспыхнул как спичка, в единый миг наполняясь темнотой, мне совсем не понравился.

— Мне бы переодеться. Перед беседой, — уточнила я зачем-то, все больше поддаваясь сиюминутному порыву просто сбежать.

И преподаватель это словно понял!

— Не уверен, что готов отпустить тебя в одиночестве даже в соседнее помещение, — произнес он задумчиво, смотря на меня сверху вниз. — Но в моей спальне есть ширма. И, Павлиция…

— Да? — Я сглотнула, глядя в синие глаза.

— Если ты хотя бы попытаешься сейчас сбежать, я тебя запру. Для твоего же блага. А теперь тебе действительно необходимо переодеться, пока не… Пойдем.

Подъем на второй этаж был стремительным. Придерживая края мантии, я просто старалась не думать о поцелуе, который свершился. Естия, роль куратора в игре с Лугстаром-старшим, смерть Фалдруда и обвинения в мой адрес — вот, что должно было волновать меня сейчас, но мысль о запретной близости так и прорывалась через возведенные мною же границы разума.

Я сама считала эту близость запретной. Потому что слишком разный статус у нас был, слишком огромная пропасть между нами раскинулась. Один поцелуй мог совсем ничего не значить — аристократы сбегали от простолюдинок и после большего, но почему-то вытеснял все другие мысли. Мне хотелось иметь еще большие сложности.

Я не робела, не краснела от понимания, что мне предстоит переодеться в присутствии куратора. В уже знакомой мне спальне действительно нашлась ширма. Для чего она была предназначена в покоях свободного мужчины, догадываться не приходилось.

В его возрасте не иметь дамы сердца — это просто дурной тон, а точнее тема для разговоров у сплетников и сплетниц. Каждый аристократ просто обязан был иметь любовницу, если еще не обзавелся женой. А впрочем, наличие жены тоже мало что меняло. Любовь в высшем обществе была не в почете.

Скинув с себя мантию, я быстро переоделась и… Обнаружила отсутствие обуви. Вместо ботинок мне были предложены мягкие тапочки черного цвета, в которых мои ноги просто утонули. Эти тапочки мужчина стыдливо подвинул ко мне, полностью скрытый ширмой.