Читать книгу - "Высшая мифология - Джоди Линн Най"

Он снова снял трубку и набрал номер Дианы. Если он не может присутствовать там лично, надо по крайней мере координировать поиски...

* * *

Мона Гилбрет гневно взирала на своих работничков. Пилтон, как всегда, выглядел несколько растерянным. Он старался смотреть ей в глаза, как будто начальственный взгляд должен был тотчас все расставить по местам. Джейк уставился в пол. Он, похоже, был смущен. Впрочем, Мону его чувства не волновали. Она была так зла, что даже не знала, с чего начать.

– Ну, удружили, голубчики! И что мне теперь делать с этими малявками? Я вам что сказала? Я вам сказала слить цистерну и вернуться за следующей порцией. А вы? Теперь родители будут их разыскивать, а через них и на нас выйдут! Получается, по вашей вине компания оказалась втянута в преступление. А чего ради?

– Она видела, как мы сливаем отходы, – пробубнил Уильямсон. – Мы же не знали, как много она успела увидеть и поняла ли она, что происходит. Она бросилась бежать, мы за ней, а дальше все покатилось, как снежный ком.

– Ах, снежный ком, значит? – грозно переспросила Мона, потрясая перстом указующим перед носом у Джейка. Уильямсон только растерянно переводил взгляд с ее острого накрашенного ногтя на ее лицо и обратно. – А ты подумал, чем это может обернуться для моей политической карьеры? Я так и вижу заголовки: «Владелица завода похитила двоих детей, оказавшихся свидетелями незаконной утилизации отходов!» И что теперь делать? Не можем же мы просто вернуть их родителям и сказать: «Ах, извините, ошибочка вышла!»

– Не знаю, мэм.

– Эта девочка очень странная, – сказал Пилтон, заставив своих начальников отвлечься от ссоры. – Необычная какая-то девочка. По-моему, она фея, или что-то вроде того.

– Да никакая это не фея, Грант! – Уильямсон закатил глаза. – У нее же крылышек нету!

– Но она очень маленькая. А потом, как насчет ушей? – осведомился Пилтон.

Уильямсон попытался подыскать разумное объяснение:

– А что уши? Это, наверно, мутация такая, как у тех людей в Испании, у которых десять пальцев.

Пилтон осмотрел свои руки.

– Ну и что, у меня тоже десять пальцев!

– На каждой руке, Грант!

– Ничего себе! – восхитился Пилтон.

– Ну что, урок природоведения окончен? – язвительно осведомилась Мона. – Ладно, приглядывайте за ними, пока я не решу, что делать. Где они?

– Я их запер в одном из дальних кабинетов. Там окно маленькое, считай, отдушина, а не окно. Через нее она не пролезет.

Дола сидела и смотрела на дверь, которая захлопнулась за ними. Источник воздуха и света в комнате был только один, узкое окошечко под самым потолком. Будь Дола одна, она бы протиснулась через него, не обращая внимания на то, скольких царапин ей бы это стоило, и побежала искать живую зелень. Однако за пределами комнаты зелени поблизости тоже не было. Дола ощущала лишь какую-то мертвую, тухлую, отвратительную органику. Незримый мир, как и материальный, был наполнен зловонными миазмами. Если бы душа Долы могла зажать себе нос, она бы непременно это сделала. Успокаивающее ощущение присутствия родных и сородичей оказалось заслонено этой жуткой завесой. Дола очутилась посреди промышленного комплекса, состоящего из огромных стальных бочек и труб, издающих низкий угрожающий гул.

В комнате было холодно. Азраи тихонько поскуливала. Бедная малышка была напугана поездкой в машине и проголодалась вдобавок. Дола знала, что терпение Азраи на исходе и она вот-вот снова завопит. Мать малышки далеко, и вряд ли эти Большие отпустят их только затем, чтобы удовлетворить потребности трехмесячного младенца...

Вскоре, как она и опасалась, разразилась буря. Азраи начала всхлипывать. А когда Дола взяла девочку на руки, Азраи издала один из своих знаменитых воплей банши и заревела. Дола бережно качала ее на руках, ласково уговаривала и гадала, скоро ли она оглохнет и перестанет слышать эти вопли.

– Ну-ну, детка, все хорошо, все хорошо, – ворковала Дола. – Скоро детку покормят, честное слово, даже если мне придется для этого вскрыть себе вены... Тише, маленькая, пожалуйста, тише!

Она услышала в собственном голосе истерические нотки и заставила себя успокоиться.

– Ну все, Азраи, все. Я тебя люблю. Никто тебя не обидит.

Дверь открылась.

– Ну, наконец-то! – сказала Дола. Она гневно уставилась на вошедших мужчин. Те смотрели на нее равнодушно. Дола предъявила им малышку. – Ее мать будет о ней беспокоиться! Нам нужно домой.

Потревоженная Азраи завопила вдвое громче. Ее крохотное личико и кончики ушей побагровели от натуги. Мужчины переглянулись, на их лицах отразилось что-то вроде сожаления, но когда они снова повернулись к Азраи, их лица опять были каменными. Дола взорвалась.

– Вы что, не видите, что она напугана и хочет есть? – рявкнула она. – Отвезите нас домой! Ребенка надо срочно накормить. Такая малютка не может ждать! Она умрет от голода!

Это заставило их зашевелиться. Им, должно быть, просто не приходило в голову, что ребенок может умереть от голода, когда при нем есть нянька. Тощий приметно напугался.

– Мы не можем отвезти вас обратно! – сказал он. – Наша начальница велела держать вас тут.

Дола вскочила и топнула ногой.

– Тогда принесите ей еды, раз уж вы не хотите вернуть ее матери!

Азраи, как по команде, издала еще один вопль, похожий на сигнал воздушной тревоги. Оба человека вздрогнули, точь-в-точь как мужчины из Народа, у которых нет своих детей. Они дружно развернулись и выскочили в гулкий коридор. Увы, запереть за собой дверь они при этом не забыли.

* * *

Молока все не несли и не несли. Доле пришлось пустить в ход все хитрости, какие она знала, чтобы заставить Азраи ненадолго забыть о сосущей пустоте в крохотном животике. Девочка охрипла от бесчисленных колыбельных и от бессмысленных детских стишков – младенцы их, конечно, не понимают, но ритм действует на них убаюкивающе. Она качала Азраи, трясла ее, подбрасывала, ходила с ней по комнате, пытаясь позабавить малышку видом вещей, сделанных Большими: тут были огромный, высоченный стол, шкаф с полками, высокий шкафчик для одежды, рукоятка которого находилась на уровне макушки Долы, тесный туалет с унитазом, раковиной и зеркалом. Во всех этих вещах было очень много железа и стали, и от этого обе девочки чувствовали себя неуютно. Азраи продолжала вопить, и Дола морщилась: детский плач отдавался в окружающей их стали жутким, пронзительным эхом, от которого ей еще больше становилось не по себе.

Она забралась на единственный в комнате стул: оранжевый пластиковый лепесток на четырех тоненьких ножках, такой высокий, что Дола никак не доставала ногами до пола. Из-за того, что сиденье стула было вогнутое, девочка никак не могла как следует опереться, чтобы качать ребенка, но она все-таки приноровилась, и постепенно рев Азраи сменился тихими жалостными всхлипами. К тому времени, как появились Большие со всем, что нужно для кормления, Дола была совершенно измотана, но по крайней мере Азраи молчала.