Читать книгу - "Их пленница - Мария Устинова"

Я хотела дать ей имя, но Рус сказал, что мертвым имя не нужно — они его не услышат. Мы хоронили ее безымянной.

Я стояла на том же месте, где когда-то подбирала яблоки, а парни разрыли землю руками и положили тельце, завернутое в одеяльце в ямку. Я рыдала, хрипло, без слез, и просила, чтобы они проверили — точно ли она умерла. Вера в чудо еще не ослабла.

Они аккуратно сгребли рыхлую землю обратно в ямку.

Не помню, о чем я думала. Меня шатало, казалось, лес плывет. Хоровод деревьев медленно двигался вокруг, я дышала влажным лесным воздухом, и мне хотелось выть. Кажется, из меня еще текла кровь и пачкала ноги. Не помню. Помню, как Руслан подошел ко мне, а я отбила руку…

Я убежала от них в лес и выбралась на дорогу и только там ощутила влагу на щеках. Только на рассвете начала плакать. Кутаясь в огромную куртку, потому что собирались мы второпях и Зверь надел на меня свою, я побрела по дороге в город.

Многое осталось в тумане. Меня подвез дальнобойщик, как-то я добралась до дома. Ключа не было — мне открыла тетя, охнула и побежала за запасными. Она не задавала вопросов. Я кошмарно выглядела, но она ни о чем не спросила. Потому что я вернулась домой после похищения — мы впервые увиделись с тех пор, как Зверь кинул меня в свою машину. Не знаю, что она надумала. Правды она не знает. Пусть ее.

Я вернулась домой, упала в старую мамину кровать, от которой несло кислятиной и пылью, и разрыдалась в подушку. Потихоньку я встала — на третий или четвертый день. Встала — это буквально. Поднялась и огляделась, пытаясь сообразить, где я, почему одна и что делать дальше.

Тетя ко мне не заглянула.

Я ее понимаю.

Она боялась. Боялась, как и все они. Никто не хотел, чтобы их дочь оказалась на моем месте, никто не хотел познать на себе нож моего Зверя и ласку Руслана. Теперь и я тоже.

Я их не боялась, но не могла видеть.

Через какое-то время мне привезли вещи — с посыльным. Были там и украшения, и кое-какая одежда. Мне казалось, они ждут — что я оправлюсь, сделаю вид, что ничего не было и вернусь в «Авалон». Жить дальше, быть счастливой.

Я не хотела. Бросала трубку.

Руслан бесился, бесился и Кир. Но Руслан — сильнее. Я с ним спала, ела с его рук, забеременела от него. Он считал, я люблю его безгранично. Он не только ждал, он знал, что рано или поздно я вновь окажусь в своих апартаментах на втором этаже.

А я жила так, словно их нет. И это безумно их злило. Мне дали понять, что меня отпускают, если я так хочу. Где любовь, там бывает и боль, и горечь, и обида. Там бывает и жестокость. Не знаю, чего было больше в моей любви.

Я убрала ее в шкатулку, как убирают ненужную вещь.

Я разучилась чувствовать, а мои глаза изменились. В них больше не было блеска, не было жажды жизни. Но оказалась, в этом нет ничего плохого.

А мальчики ведь в ту ночь подрались.

Сильно.

Начали перекидываться в спальне, кидаясь друг на друга. Наверное, Руслану нужно было на ком-то сорваться, выразить боль, что разрушала изнутри — он выбрал единственного противника, своего брата и друга.

Они перекидывались, пока я истекала кровью в постели и молила, чтобы мне помогли, еще не понимая, что со мной и с ребенком. Я кричала и молила перестать. Меня не слушали.

Руслан атаковал, пытаясь сломить сопротивление Зверя. Тот огрызался, но не нападал сам, растерянный, как и все мы.

К таким событиям никогда не готов заранее.

Это переросло в жестокую схватку, стремительную и короткую. Во все стороны полетела кровь, комната наполнилась рычанием. Они остановились сами. А когда успокоились, стало слышно один звук — мои глухие рыдания.

Мои мальчики забыли обо мне.

А когда вспомнили, как были — в крови и рваных ранах от когтей друга, расстелили на кровати одеяльце, которое мы купили несколькими днями раньше в приданное и завернули моего ребенка.

Парни торопились. Меня подняли с кровати, одели. Помню, Зверь шел первым, я — за ним, Руслан шел последним, прижимая к себе сверток. Мы сели в машину и отправились за город. Помню хриплый голос Кира. Я смотрела в боковое окно, по которому стекали крупные капли воды. Шел дождь, а я этого не помнила — только это окно в каплях. Кир объяснял, что ребенка надо похоронить тайно… Она частично перекинулась… Никто не должен знать.

Кажется, он сказал, что такое случается. Может звезды неверно встали, может, я что-то не то съела, но закончилось так, как закончилось. Я должна крепиться.

А я просто смотрела как капли, перекрещиваясь, дорожками стекают вниз.

Помню, стекло оказалось холодным, когда я прижалась к нему лбом, быстро запотело от дыхания. Зверь завел машину, а на заднем сидении стонал сквозь зубы Руслан, прощаясь с ребенком.

Даже не знаю, когда я пришла в себя.

Просто однажды встала, провела по волосам и заметила: они жирные и скомкались. Я обнаружила, что отчего-то на мне куртка Кира — она приятно пахла его туалетной водой. А джинсы на мне грязные и неприятные к коже.

Я лежала на кровати, но тут встала и поплелась в ванную. Наверное, мой личный предел грязи зашкалил — я помылась и нашла в шкафу мамин халат из ситца. И мне стало легче. Через полчаса я пила чай на кухне — больше ничего не было. И я поняла, что выживу. Это было подобно озарению. А та ночь отодвинулась куда-то назад, куда отправляются все воспоминания, только плохие — чуть позже.

Но я изменилась. То, что вызывало восторг перестало трогать. Интерес к окружающему миру угас. А еще мне не хотелось наслаждаться — ничем в принципе. Я зачерствела, но как — сама не заметила. Чужие проблемы казались пустяками. Как и мои их, верно?

Я смотрела людям в глаза — обычным людям, я имею в виду. И что же я видела? Любопытство, страх… Только они не меня боялись. Они боялись повторить мою судьбу. Вот так, местная страшилка Оливия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Будешь плохо себя вести и гулять ночами, тебя похитят оборотни и сделают с тобой то же самое, что с Оливией. Ты этого хочешь? Если нет, будь осторожна, девочка… Иначе тебе конец.

Они не имели понятия, что со мной произошло, но предполагали самое худшее, конечно. Худшее, да не то.