Читать книгу - "Чужеземец - Никита Баранов"

Светила стояли в зените. На небе не было ни облачка, а слабый ветер, нестерпимо горячий, только нагнетал жару. В воздухе пахло выжженной травой и машинным маслом, бочек с которым вокруг железнодорожной станции стояло по меньшей мере пять дюжин. Жесткая выгоревшая трава скорее выполняла функцию иглоукалывания, нежели служила мягкой подстилкой для абсолютно голого и бессознательного тела.

Неподалеку от состава из паровоза и одного некрытого вагона в тени палатки обедал тучного вида мужчина средних лет. Его телеса покрывали широкие штаны, просторная рубаха, кожаные перчатки до локтей и насквозь пропитанный маслом длинный фартук. Мужчина медленно, предвкушая наслаждение от долгожданной трапезы, развернул небольшой сверток и вытащил оттуда несколько вареных картофелин да кусок печеной свинины. На лице механика заиграла довольная ухмылка, когда первая картофелина, щедро сдобренная солью, отправилась в его рот, раскрошившись на густую бороду и длинные, свисающие почти до ключицы усы.

Мужчина не спеша поглотил свой обед, запил все это каким-то содержанием из старой фляги и довольно потянулся, громко захрустев суставами. День предстоял долгий, но механик не унывал, потому что любил свое дело как никто другой: его задачей было заниматься подвижным составом на железнодорожном пути, или иначе – следить за поездом. «Красотка Лесли», как мужчина ласково называл паровоз, являлась первой экспериментальной моделью этого типа транспорта, и было нелегко убедить герцога в целесообразности этого проекта, чтобы тот выделил необходимое финансирование. Но мольбы о спонсорстве остались далеко позади: теперь железная дорога соединяла Гавенстон – станцию близ Авельона и станцию имени Ганника Чаризза – ныне покойного прадеда нынешнего герцога. Раньше поезд имел собственное расписание – он прибывал в Гавенстон раз в неделю. Теперь же, с недавних пор, дорога на север герцогства оказалась закрытой, но механик по одним ему понятным причинам продолжал возиться с этой непонятной пока для нынешнего общества кучей железа.

В последнее время этот мужчина изобрел немало вещей, эффективность которых стороннему человеку могла показаться более чем сомнительной, но на деле же эти изобретения оказывались гораздо полезнее, чем их немеханические аналоги. Если, конечно, такие аналоги вообще были. Механик изобрел несколько видов оружия, которые по каким-то причинам не вызвали особого энтузиазма и восторга и как следствие не были приняты на вооружение армии. К примеру, мужчина очень гордился своим парометом; он состоял из объемного ранца, в котором ежесекундно неспешно кипела ядовитая смесь тайного рецепта, пары которой подавались по гибкой трубке в сам паровой пистолет, похожий на небольшой обрез двустволки. Струя горячего жгучего газа била вполне точно и могла сжечь лицо противнику, стоящему от стрелка в десятке метров. К сожалению, кто-то из герцогского окружения решил, что это слишком негуманно.

Но паровоз являлся первым изобретением, разработка которого была впервые одобрена и профинансирована государственным аппаратом, а потому механик по праву мог считать себя самым счастливым человеком на планете. По его расчетам, всего за десять лет он, при помощи рабочей силы, разумеется, сможет изрезать всю территорию герцогства железными рельсами, и в каждой провинции обязательно будет находиться хотя бы одна станция, если, конечно, бороздить герцогство вновь разрешат. А количество самих поездов, как и их маршрутов, возрастет не меньше чем до семнадцати единиц. И вот тогда герцог, скорее всего, представит механика к высшей награде за заслуги перед обществом и государством. Но это в будущем. А пока механик просто сидел в матерчатой палатке посреди жаркой степи, которую многие здешние обитатели давным-давно считают полупустыней, и утирал с густой бороды крошки рыхлого вареного картофеля, морально готовясь к утомительному, хоть и приятному все же трудовому дню.

А тем временем неподалеку от железнодорожных путей стал потихоньку приходить в себя парень без единого элемента одежды. Александр Сомов, очнувшись, почувствовал сильный дискомфорт во всех аспектах его нынешнего положения: во рту и горле пересохло, все тело чертовски исколото обо что-то очень неприятное, неимоверно болела голова, а все четыре конечности затекли и будто перестали быть своими. Разлепить веки оказалось задачей настолько трудной, что голова после этого действа разболелась с утроенной силой, а в глаза тут же ударил нестерпимо яркий солнечный свет. Казалось, что по ноге что-то ползет, перебирая своими крошечными колючими лапками.