Читать книгу - "Ратник. Меч времен - Андрей Посняков"

— И вот, с тех пор, ни слуху о нем, ни духу, — закончив очередную страшную рассказку, Михаил с удовольствием отхлебнул хмельного кваску из объемистой глиняной крынки.

— А дальше! Дальше-то что было? — принялся допытываться Глеб. — Неужто так и сгинул?

— Сгинул, сгинул, — Миша смачно зевнул. — Безо всякого следу, словно бы растворился. Искали-поискали — не нашли даже косточки.

— Жаль…

— Хм, жаль им… Спите уже, время-то позднее.

— Спать? А я вот тоже хотел рассказать… про пропавших. У Жидического озера, на вымоле двое ребят пропали — небольших, — о том сегодня на торгу говорили. Утонули, верно — водяник на дно утянул. Он, водяник-то, кого хочешь, утащит. Не в первый раз уже…

Рассказчик внезапно замолк — то ли заснул, то ли припоминал что-то.

— Эй, Глебушка, — шепотом позвал Михаил. — Спишь уже, что ли?

— То не Глеб… То я, Борис, рассказывал…

— А… И что там с водяником-то?

— В последнее лето — все больше и больше лютует — страсть! Все на Волхове, особливо — за стенами, за валом, к обители Хутыньской, да к Ладоге ближе… Мнози уже утопли.

— Бывает, тонут.

— Бывает, — согласился Борис. — Токмо не в этаком множестве.

Миша ухмыльнулся:

— А ты откуда знаешь про множество-то?

— А ты, дядько Мисаил, будто не знаешь?! По всем концам болтают.

— Ну, болтать всякое могут.

— Все равно — боязно. Это ж водяник — нечисть, его токмо крестом да молитвой возьмешь… и то — молитвою истовой! Монаси, верно, могут… и владыко… Да, дядько! Мирошкиничей боярышню, Ирину — тоже водяник утащил!

Услыхав про Мирошкиничей и пропавшую боярышню, Михаил едва не закричал — йес! — до того возбудился! Ну а как же? Все к одному складывалось — браслетики витые узорчатые на Мирошкиничей дворе делают, боярышня, опять же, у них пропала… Не та ли — в синем платье, с браслетиком? Господи, неужели… Неужели хоть какой-то проблеск… Ниточка, ниточка показалась! Теперь бы не упустить, ухватить за кончик. Ай, Бориска, ай, молодец, парень, такую весточку подогнал!

Мирошкиничи!!!

Мирошкиничи!!!

Стеклодув!

Пропавшая боярышня Ирина!!!

— А что, Ирина эта, боярышня, давно пропала?

— Ха, пропала… — Борис усмехнулся этак по-взрослому, с некоторым даже цинизмом. — О том, что пропала они не говорят, таятся… Токмо я-то примечаю — давненько ее в тереме не видать — так, дак, почитай, каждый вечер на галерейку выйдет… сидит, любуется… почитай, далеко-от, с галерейки видать…

— А ты откуда знаешь про галерейку-то?

Отрок неожиданно вздохнул:

— Да уж знаю… Там напротив, на Прусской, церквушка… на наше серебришко выстроена. Я туда заходил молитися… так с паперти Мирошкиничей усадьбу куда как хорошо видать.

— А ты, значит, на боярышню любовался…

— Ничего и не любовался! Так… смотрел просто.

И снова вздох.

— А красивая она, боярышня-то?

— Красивая! — тут же — тихонько, шепотом — откликнулся Борис. — Не оторвать взгляду. Коса толста, блестит золотом, лицо белое, чистое, а глаза — синие-синие, как вот небо! На край свету б за нею пошел…

— А ты глаза-то как разглядел… с паперти? — усмехнулся Миша.

— В церкви видал… А вот уже с травня месяца — не заходит… Ну, в церкву-то.

— Так в своей, на усадьбе, молится.

— Нет, она завсегда в эту, тоже на Прусской, ходила… Святого Мисаила храм… И на галерее не видно!

— Так, может, не пускают родители-то…

— Так она ж не в девках! Вдовица. Два лета назад муж ее, Анкудин-боярин, в земле Корельской погиб. Так что, в своем праве боярышня… А деток вот Господь им не дал. Это ничего… это наладится, молиться токмо надо…

— Так, может, боярышня-то в монастырь и уехала. В обитель святую — о детках молиться.

— А — может, — чуть помолчав, согласился отрок. — Добрый бы ей путь и удачи. Тогда уж скоро вернуться должна бы… давно бы должна. Господи! Не дай Бог, постриг примет…

Господи…

Борис что-то тихонько зашептал — молился. А Миша подавил явно не нужный здесь смех — а, похоже, боярич-то воспылал к красавице Ирине платонической подростковой любовью! Ишь ты… В церкви на глаза боярышни засматривается, каждый день на Прусскую ходит, по чужим галереям взглядом шарит. Втюрился отрок — нечего и думать! Как вот, бывает, какой-нибудь восьмиклассник в учителку молодую втюрится… Бывает и ответная любовь вспыхнет — Миша таких примеров кучу мог привести.

А ведь, и в самом деле, вполне могла боярышня Ирина Мирошкинична в монастырь уйти — тем более, деток нет, и вдовица. Вдовица… А та-то, в Усть-Ижоре — совсем ведь девчонка. Или — показалась девчонкою, долго ли Миша ее видел? Уж точно, пристально не рассматривал — не до того было: с гопниками метелились. Вот ведь, задержись тогда, не выпей с Веселым Гансом водки… Ничего бы и не было! Или — все ж таки — было бы? Потому как — судьба? Да какая, к черту, судьба — браслетик тот, чтоб ему… Ладно, хорошо хоть — уже кое-что есть!

Интересно, как там Веселый Ганс? Ха! Нашел, кого вспомнить… Лучше бы Марьюшку вспомнил — рабу, Сбыслава Якуновича подарок. Хорошая девчонка, смешная такая… Ну, дай-то бог, на усадьбе тысяцкого ей хорошо будет. Пока вроде бы неплохо было.

— Слышь, Бориско, не спишь?

— Не… задумался чуть.

— А боярышне-то, Ирине, сколько лет?

— Ой… — отрок призадумался. — Ну, лет, может, двадцать… или чуть мене… Или боле. Так как-то вот.

Двадцать… Вполне подходяще — девчонка. Пусть даже — и вдовица. По тутошним меркам — вполне взрослая и самостоятельная женщина.

А, может, с этой стороны и зайти? Вот, через мальчишку этого, молокососа влюбленного?

Михаил пошевелился, пошуршал соломою:

— Вот, думается, как так выходит, что люди живут, друг о дружке ничего не зная, а потом вдруг — оп! — и встретятся, чаще всего — случайно. И, наверное, это только кажется, что случайно, а на самом-то деле — все давно предназначено Господом!

— Вот-вот! — явно обрадовался Борис. — Господом!

— Тсс! Не кричи так, друже, братца разбудишь.

— Ага, разбудишь его, как же! Коль уж уснул…

— Бывает, вот увидишь деву… — гнул свою линию хитрый Михаил. — И — словно сердце оборвется, не знаешь даже — с чего бы?

— И у меня тако было! — отрок разволновался. — Вот прямо как ты говоришь. Обедню стояли на Прусской… И там… там боярышня, вот она самая, Ирина. Язм — рядом молился. Она вдруг оглянется… ка-ак окатит взглядом… Господи! Да есть ли еще где такая краса?!