Читать книгу - "Регент - Николай Романов"

Вьющиеся каштановые волосы девушки, казалось, светились каким-то особым сиянием, чуть раскосые карие глаза стали еще больше и выразительнее, талия – еще уже и изящнее, а грудь – еще выше.

Девушка была так вызывающе прекрасна, что зашлось дыхание, и все окружающее унеслось куда-то вдаль – и номер вокруг, и видеопласт перед глазами, и мысли о предстоящем задании.

Когда княжна улыбнулась, у Осетра гулко застучало в висках, а когда заговорила, он почти потерял способность понимать росский язык. С видеопласта неслись вовсе не слова, это звучала в ушах очаровательная музыка, от которой Осетра словно вздымало и опускало на качелях нежности, словно баюкало на ритмично перекатывающихся волнах бесконечного счастья. Однако край сознания все-таки цеплялся за смысл Яниных слов, и понимание очень быстро вернулось.

– Милый Остромир, – говорила Яна, запинаясь. – Мне сказали, что я могу отправить тебе вот это послание, и я не могла удержаться. Я очень благодарна тебе за спасение… Спасибо тебе большое и за то, что было между нами на Дивноморье. Наверное, случившееся потом было платой за те дни, которые я никогда не забуду… Но, видишь ли, у меня существуют обязанности перед родителями и перед своей семьей… И я просто люблю того, кто должен стать мне мужем. Я полюбила его сразу, как когда-то тебя… Прости меня, у девушек так порой бывает, я даже не смогу тебе объяснить – почему… Просто я полюбила другого человека и ничего не могу с собой поделать… Это от меня не зависит, это дано свыше… Это как подарок, которого я не просила, но который мне почему-то достался… Вот так, милый… Не ищи, пожалуйста, со мной встреч. И не пытайся связаться. Прости еще раз за все!.. И прощай!

Осетра словно вырвали из самого себя. Он был тут и не тут.

С видеопласта неслись совершенно невозможные слова, сочетающиеся в совершенно невозможные предложения…

Тьфу, да какие, к дьяволу, предложения! При чем тут предложения! Она же ничего не предлагает! То есть предлагает, конечно! Предлагает забыть и жить дальше так, будто ничего и не было, будто встреча и дни, проведенные на Дивноморье, приснились ему в прыжковом сне… Этого просто не может быть! Яна, его Яна, не могла по своей воле сказать ему такие жестокие слова! Это опять козни, происки очередной «няни Ани» откуда-нибудь из ведомства графа Василия Илларионыча Толстого! Обдурили девчонку, навешали ей лапши на уши!

Нет у этого парня никакого специального задания! Он от тебя попросту прячется, потому что ты ему больше не нужна!

Если бы ему сказали сейчас, что от горя у него произошло нарушение логики, что слово «предложение» имеет не одно значение, он бы, без сомнения, дал говорящему в физиономию. И тоже не смог бы объяснить – почему… К счастью, никого рядом не оказалось.

Все было почти как в прошлый раз, тут же, в пансионате «Ласточкино гнездо», когда няня Аня убила его новостью об отлете Яны. Но только почти…

На сей раз он не бегал, потеряв голову, по кабакам и не заливал горе спиртным. Он просто лег на койку и пролежал так до вечера, не собираясь ни отвечать на звонки, ни открывать дверь незваным гостям.

И все как будто чувствовали его состояние – никто не пришел и не позвонил. Даже Дед… Осетр был ему благодарен за это. Боль, заливающую его сердце, не смог бы снять никто – не Дед, ни Найден, ни сам господь бог. И в отличие от себя тогдашнего, кадета, он теперь понимал, что от нее не избавишься никакими средствами. Надо просто пережить.

Вот он и переживал.

К ночи, правда, переживание стало столь невыносимым, что он все-таки отправился в ближайший кабак и напился там. Но не до поросячьего визга и без хулиганских эксцессов, так что Деду не пришлось вызволять его из очередного обезьянника в очередном полицейском участке. Автопилот привел его назад, в номер, и уложил на койку, и он полночи провалялся в мертвецки пьяном угаре, а потом проснулся и уже не мог заснуть, и опять его мысли крутились вокруг Яны. И это бессонное томление выродилось в рифмованные строчки:

Застыла в сердце кровь,

Я жертвую собой,

Бросаясь в нелюбовь,

Как будто в смертный бой.

Беру мечту в полон,

Стремясь тебя забыть…

А в сердце тихий стон:

«Любить, любить, любить!»

Такие вот дела:

Строй замки из песка…

Любовь теперь – «была»,

А «будет» – лишь тоска.

Не сетуй и не ной,

Сводя себя с ума…

Но лето – за кормой,

А впереди – зима!

В душе – сплошной обман,

А тело – как смола…

Зачем все было, Ян?

И ты зачем была?

Нет, он не обрадовался очередному возврату умения рифмовать. Он принял это как должное, и только тут, измученный и душой, и телом, смог наконец уснуть по-человечески.

Яна ему не приснилась, и даже во сне он был благодарен судьбе за это.