Читать книгу - "Иная вера - Влад Вегашин"

– А тебе зачем?

Парень вздохнул. Засучил рукав старой куртки, показал окровавленную тряпицу, присохшую к начавшей заживать ране.

– Я беглый, – прямо сказал он. – Посадили за ерунду, а потом в корпорации срок увеличился раз в несколько. Бежал. В городе мне жизни нет, а жить хочется. Я ж еду-то просто так, «и подальше от». Мне было все равно, куда. А тут – эти деревни. Я не лентяй, работать могу, может, примут?

– Беглый, говоришь, – тяжело проговорил бородач. – Не боишься о таких вещах первому встречному говорить? А если я тебя, беглый, полиции на ближайшем посту сдам?

– Не сдашь, – уверенно покачал головой парень. – Ты человек грубый и жесткий, но честный и порядочный. Я такое чувствую. В худшем случае – выгонишь сейчас на трассу. Но не сдашь.

Несколько минут прошли в молчании. Потом водитель прикурил, в несколько глубоких затяжек прикончил сигарету, затушил ее в пепельнице.

– Я тебя высажу в полусотне километров за Ростовом. Там глухой лес такой – раньше поля были, а после катастрофы разросся этот лес за каких-то десять лет, и хрена с два его вырубишь. Пойдешь через этот лес строго на юго-запад. Если повезет – выйдешь на деревню. Не повезет – там и сгинешь. Больше ничем помочь не могу.

– Спасибо. Это уже очень много.

«Гораздо больше, чем то, на что я мог бы рассчитывать», – добавил он про себя.

Указанием направления водила все же не ограничился – он отдал попутчику старый, еще докатастрофических времен, компас, полторы буханки хлеба, палку колбасы, полбутылки воды и два коробка спичек, завернутых в полиэтиленовый пакет.

Лес и впрямь оказался глухим. Метров сто – сто пятьдесят вдоль дороги еще можно было идти относительно свободно, но дальше начинался бурелом. Очень быстро непривычный к подобному парень устал, спала первоначальная эйфория, сопутствовавшая мыслям о деревне, в которой он видел что-то вроде Рая. Оказалось, что поваленные стволы гигантских деревьев, каких он, дитя города, ни разу в жизни даже не видел, очень скользкие от разбухшей под дождями и талым снегом трухлявой коры, а глубокие, полные слякотной грязи овраги обладают раскисшими берегами, и, перепрыгивая с одного края на другой, никогда нельзя быть уверенным в том, что приземлишься на твердую почву, а не провалишься по пояс в разжиженную землю. На первый взгляд, нестрашные тонкоствольные кусты имеют отвратительную привычку сечь хлесткими веточками лицо, каждый сучок норовит ткнуть в глаз, секунду назад твердая кочка проваливается под ногами, а льдистая глыба на проверку оказывается ноздреватым сугробом, и колкие комочки снега забиваются под одежду, где, вопреки законам термодинамики, вовсе не торопятся таять. Стоило выбрать направление, в котором лес казался наиболее редким и чистым, как на пути, будто бы из ниоткуда, возникли густые заросли низкорослого, покрытого колючками кустарника, цеплявшегося за штаны и полы драной куртки. Стоило преодолеть рывком полосу поваленных деревьев, устремляясь к свободной, привлекательно-голой полянке, как ноги проваливались в оттаявшую трясину по самую задницу, и приходилось десять минут медленно и осторожно, вспоминая все прочтенное когда-либо по этой теме, выбираться из болота. Стоило, устав, присесть на широкий, мшистый пень в надежде четверть часа передохнуть и подкрепить силы, как пень разваливался в труху, пробивающуюся сквозь ткань и вызывающую дикий зуд. Стоило…

К вечеру он совершенно выбился из сил. Несколько раз на пути встречались подозрительно похожие друг на друга причудливо изогнутые деревья, постоянно попадались на глаза одни и те же заросли какого-то кустарника, дважды он видел плоский валун, покрытый черной плесенью, а один раз заметил на сучке что-то темное. Приблизившись и рассмотрев находку, парень пришел к выводу, что это обрывок его собственной куртки. Сил не было даже на то, чтобы выругаться – он просто нашел местечко посуше, закутался в драные остатки одежды, уселся под деревом, прижавшись спиной к твердому стволу, расположил компас так, чтобы оказаться ровно на северо-западе от него, и провалился в глубокий сон.

Утро оказалось еще отвратительнее вечера. Во-первых, пошел дождь, и то немногое, что осталось относительно сухим после вчерашней «прогулки», вымокло до нитки. Во-вторых, компас остался на том же месте, где и раньше, но теперь, согласно его показаниям, парень спал на юге. В-третьих, плохо упакованный хлеб размок и превратился в бурую кашу. Зато колбаса уцелела, но парень решил оставить ее на потом. Не обращая внимания на вкус, он съел раскисший хлеб, отжал куртку, натянул ее на себя и пошел дальше – ни на что не ориентируясь, просто наугад.

К полудню выглянуло солнце, да и лес, кажется, поредел – по крайней мере, молодой человек был уверен, что уж пару километров в час он точно проходит.

А вечером лес внезапно оборвался. Стояли стеной полувековые деревья, а перед ними расстилалось поле. Несколько секунд парень стоял как вкопанный, за полтора суток в буреломе городской мальчик успел забыть, как бывает без леса. Потом присмотрелся – в вечернем тумане виднелись очертания каких-то строений. Не помня себя от радости, он бросился вперед, воображение рисовало картины горячего ужина, бадьи с водой, теплого одеяла и пылающего огня в печи…

Реальность, как и всегда, оказалась куда печальнее.

Деревня была заброшена. Судя по всему – довольно давно. В домах почти не было целых стекол, выбитые двери скалились темными провалами, кое-где провалилась крыша, и дом с перебитым хребтом будто бы замер в агонии. В другой ситуации страх пересилил бы, и парень предпочел бы обойти брошенную деревню стороной, но сейчас он слишком замерз и устал, чтобы бояться хоть чего-то.

После двадцати минут поисков были обнаружены: относительно целое отдельное строение вроде бани – по крайней мере, на жилое оно похоже не было, зато имело большую печь; слегка заржавевший, но непрохудившийся котелок на треноге; глиняный горшок, полный грязи, но без единой трещины; плотно заколоченный ящик, на дне которого нашлись две пригоршни пшеницы; большой, совершенно тупой нож; топор без топорища. Парень оглядел свои находки, прикусил губу и внезапно рассмеялся.

– Ничего, – сказал он самому себе. – Ничего, мы еще поборемся.

Камни, из которых была сложена печь, оказались сносным заменителем точила. Из обломка доски при помощи ножа и чьей-то матери получилось приличное топорище. Внутренние доски соседнего дома, почти не тронутые влагой, отдирались от каркаса тяжело, но все же отдирались.

Спустя три часа молодой человек сидел перед весело потрескивающим в печи огнем и щепкой черпал из котелка разваренную горячую пшеницу. И эта безвкусная каша сейчас стоила всех яств дорогих ресторанов!

Спалив в печи чуть ли не половину дома, юноша просушил одежду и отчасти – обувь. Тем временем на улице рассвело, и он еще раз обошел деревню в поисках чего-либо, что могло сгодиться в дороге. Нашлось еще немного пшеницы, заплесневевшая мука, которую он, как и разбитую банку прокисших консервов, брать не стал, моток синтетической веревки и старое, побитое молью, но все еще сносное одеяло. Из свернутого и обвязанного веревкой одеяла вышел недурной рюкзак, в складках которого были спрятаны пшеница, горшок, обломок камня в качестве точила, драгоценный батон колбасы, бутылка с водой и компас. Топор юноша заткнул за пояс, как и нож.