Читать книгу - "Аэропланы над Мукденом - Анатолий Матвиенко"

— Вот, день ангела отметил, дела привел в порядок, и сразу к вам.

Энергичный человек с умным высоким лбом, короткой бороденкой и необычайно общительной манерой держаться с первой минуты располагал к себе.

— Премного благодарен, Федор Никифорович. Для меня большая честь — ваше участие в моем бедствии.

— Бросьте. Это для меня честь и признание популярности, раз ко мне обращается звезда нашего воздухоплавания. Но — хватит взаимных комплиментов. Расскажите подробнее, что натворили. До окончания следствия защитнику не дают материалы дела.

Самохвалов вздохнул и вновь вернулся мысленно в несчастливый мартовский день.

Когда рассеялся дым, самым ужасным оказалось, что на верхушке Планерной горы не осталось практически ничего. Трубецкого-младшего, как и аппарат, разорвало на куски. Ноги ниже колена нашлись по разные стороны холма, саженях в сорока-пятидесяти. Голова скатилась к подножию. Другие лохмотья тела опознать не представилось возможным. От аэроплана сохранились обугленные фрагменты крыла. Еще обнаружили пару кусков от злополучного пушечного ствола.

После нескольких минут паралича от накатившего горя князь словно сорвался с цепи, обратив весь гнев на Самохвалова и совершенно игнорируя Талызина — автора ракеты. Губернатор пытался ударить Петра, грозил смертию, попытался вырвать револьвер у полицмейстера, потом велел арестовать «залетного питерского негодяя». Грозную статью приискали потом, когда нужно было обосновать задержание.

— Абсурдное дело, как, впрочем, и львиная доля тех, по которым наши суды выносят обвинительные приговоры. Я поговорю с некоторыми свидетелями, уточню, какие показания они дадут в судебном присутствии.

— Вы поможете мне? Ведь я ни в чем не виноват, с самого начала объяснял рискованность затеи, они не слушались. Вина в гибели сына лежит на самом князе и его офицерах с их безумной изобретательской идеей.

— Прикажете арестовать губернатора?

— Нет, но и сам в тюрьму не желаю.

Плевако вздохнул. За годы работы присяжным поверенным он хорошо усвоил, что полицейско-судебный аппарат Империи лишь в очень малой степени выполняет основную задачу — защиту интересов страны и ее подданных с наказанием виновных. Часто карательная машина, захватив жертву своими неумолимыми шестеренками, тащит ее на жернова так называемого правосудия, нимало не заботясь об истинной вине и реальной тяжести содеянного. Был бы состав суда, а состав преступления завсегда найдем — любят повторять судейские чиновники. Суд присяжных — лишь маленькая отдушина в этом беспросветном мире произвола, но ею могут воспользоваться только те, кто может нанять поверенного высокого уровня. Состязательный уголовный процесс — обоюдоострое оружие: со стороны обвинения выступают отнюдь не глупые юристы, на стороне которых судебные следователи и полиция, собирающие доказательства исключительно неблагоприятной для подсудимого направленности.

— В данном случае незаконно практически все — факт вашего задержания, возбуждение дела по надуманному обвинению. Даже правила подсудности проигнорированы. Логойский повет и волость с деревней Силичи, как я понял, относятся к Борисовскому уезду, там тоже есть окружной суд с присяжными. Но Трубецкой замыслил держать процесс под плотным контролем и распорядился провести его в Минске. По правилам в качестве обвиняемого надо бы привлечь и Талызина — его причастность к взрыву гораздо заметнее, нежели ваша. Но нам сие на руку. В паре с капитаном вас бы отдали военному трибуналу, где нет присяжных и на что-то повлиять крайне трудно. Посему в своих показаниях берегите артиллериста аки девичью честь.

— Понятно, — пробормотал Самохвалов, которому стратегия защитника вовсе не казалась ясной.

— У нас два пути. Как минимум переквалифицировать на другую, 1937-ю статью.

— Считаете, цифра 1937 для меня благоприятна? На год следующего века похожа. Жизнь на Руси в тридцать седьмом, верно, счастливая и свободная будет.

— Зря ерничаете, Петр Андреевич. Ваша нынешняя статья полагает, что вы сознательно подвергли риску господ военных, чуть ли не специально их под взрыв поставили. По 1937-й за нечаянное убийство вас разве что к церковному покаянию присудят.

— Хорошо бы. А второй путь?

— Чистое оправдание. Зависит от того, как смогу выступить перед присяжными. Оправдательные приговоры иногда опротестовываются, хотя, слава Богу, крайне редко. Надо сказать, с гражданским иском о порче аэроплана вы здорово придумали. Неплохой инструмент давления. Я попробую договориться с прокурором. Вам меняют статью, вы отзываете иск. Кстати, чем вы в Минске занимаетесь, умираете от тоски?

— Помилуйте, Федор Никифорович! Когда же скучать? Денно и нощно пытаюсь мотор к аэроплану сделать. То чертежи рисую, то в мастерской пропадаю.

— Небезынтересно. Будьте любезны меня к вашим моторам проводить, и свой «Кодак» захватите, — Плевако ткнул перстом в фотооборудование. — Глядишь, и в суде пригодится.

Пользуясь солнечной весенней погодой, адвокат и его клиент устроили себе приятный променад, прошли от Захарьевской улицы к Соборной площади, мимо ратуши спустились вниз к мосту и перешли на левый берег Свислочи в предместье, где в невзрачном сарае рождалось будущее российского моторостроения.