Читать книгу - "Проект "Процветание" - Дикон Шерола"

(Уважаемые читатели, со следующей главы прочтение будет доступно только для добавившихся ко мне в друзья.)

После смерти Оксаны жизнь Дмитрия несколько изменилась. Какое-то время о нем и вовсе ничего не было слышно, точно он стремился укрыться от всех, чтобы залечить раны. Единственное, что оставалось на слуху — это информация об участи компании покойной Алюминиевой Королевы. За неимением наследника в силу вступало дополнительное условие завещания Сергея Хворостова, а именно — компания становилась собственностью Российской Федерации и перепродаже не подлежала. Таким образом все усилия Дмитрия удержать компанию при себе полетели к чертям. Несколько раз он пытался оспорить завещание, но, дважды проиграв суд, в итоге отступил.

Тем временем люди Бранна пытались выяснить, кто приложил руку к убийству Алюминиевой Королевы. На данный момент Оксана не мешала никому из «процветающих», поэтому Киву в первую очередь заинтересовался противниками их благотворительного фонда. И с каждым днем этих недоброжелателей во всем мире становилось все больше. Все чаще в средства массовой информации стали просачиваться протесты в адрес деятельности фонда, который подмял под себя всю мировую экономику. Уровень безработицы продолжал расти так же стремительно, как продолжали богатеть «процветающие». Первого июня в Париже состоялся очередной митинг против внедрения робототехники до тех пор, пока людям не будет предложена другая работа. Безработные маршировали с плакатами по улицам, громили витрины магазинов, поджигали машины. Всплески недовольства периодически прокатывались по разным странам, но дальше обещаний политиков дело не шло. В России одним из главных активистов, выступающих против проекта «Процветание» был никто иной как Роман Суворов. В последнее время его имя все чаще упоминалось российскими спонсорами проекта, причем в крайне негативном ключе. Разгромные статьи Суворова еще больше волновали народ, а последнее интервью, которое он брал у одного из инвесторов, и вовсе показало «Процветание» с очень неприглядной стороны. Бранн как-то в шутку обмолвился, что пора угомонить этого борца за справедливость, но прежде чем к словам Киву успели прислушаться, Роман Суворов пополнил ряды тех, кого так отчаянно защищал. Позже Рома рассказывал Ивану, что об увольнении ему сообщил даже не директор — охранник на входе, когда его пропуск внезапно оказался деактивирован.

— Неужели мне снова придется просить денег у своей жены? — в отчаянии воскликнул он, когда Иван поставил перед ним бокал с коньяком. — У меня ведь кредит на квартиру! В течение месяца я бился во все двери, чтобы найти работу, но всюду мне отказывали.

— А Димке ты звонил? Ну на тему работы? — Иван устроился в кресле напротив, с долей сочувствия глядя на своего друга. Он не раз предупреждал Рому, что его смелые восклицания еще могут аукнуться, правда, не увольнением, а пулей во лбу. Так что, быть может, Цой еще легко отделался.

— Как ты себе это представляешь? — с раздражением спросил Рома. — Он только что невесту похоронил, судится за ее компанию, а тут я еще: привет, найди мне работу!

С этими словами Цой залпом опустошил бокал коньяка. Несколько минут он молчал, словно пытался собраться мыслями, а затем неожиданно выпалил:

— Сволочи они! Всем неугодным рты затыкают! Ты даже не догадываешься, что творят эти гады! Им человека убить, как рюмку водки опрокинуть. Ни законов не боятся, ни совести. Невеста Димы ведь тоже к неугодным относилась. Или почему, ты думал, ее убили? Сначала ее отца грохнули, потом ее. А Димка до сих пор жив лишь потому, что якшается с Киву. И ведь ничего сделать нельзя! Они все себе подчинили! Все! А ты, Иван, ты ведь тоже на «процветающего» работаешь? Поэтому нам не рассказываешь, чем занимаешься?

Иван молча взглянул на своего друга, после чего поднялся с места и приблизился к окну. Разговаривать на эту тему ему не хотелось. Кому какое дело, как он зарабатывает деньги? Ясное дело, что не в конторе с девяти до шести с часовым перерывом на обед. После смерти Олега Лесков никогда не задавал Ивану этот вопрос, однако Роме подобное незнание не давало покоя.