Читать книгу - "Падение небес - Алексей Бобл"

Разин с Альбиносом приехали в Киев под вечер, когда огромное красное солнце уже опустилось в полосу испарений, висящих над левым, заболоченным берегом старого Днепра. Самого болота Разин с Альбом не видели — перед ними поднимались зеленые холмы среди коричневой равнины, на склонах виднелись огороды и крыши приземистых домишек. Тусклой громадиной высилась над округой железная женщина с расколотой головой.

Монахи на заставе тщательно обыскали сендер. Разин поначалу чуть не сцепился с ними, но вовремя вмешался Альбинос, который соврал про него, мол, приятель с дальней оконечности Крыма, старьевщик. Порядков местных не знает и не любит, чтобы чужие в его вещах копались. Егору хватило рассудительности сдержаться. Охранники расспросили Альба, зачем прибыли в Киев, и тот опять соврал, что они проездом тут, а едут в Минск. Хотят поближе к небоходам осесть, фермерством заняться, благо земли плодородной в северной Пустоши много. После чего старший на заставе покрутил пальцем у виска — ведь каждый знает, что в предместьях Минска земляная лихорадка лютует, некроз и симбиотов полно. Монах обозвал путников чокнутыми, взял плату за въезд и открыл шлагбаум.

— Что-то странное в Киеве происходит, — проворчал Разин, когда застава осталась за спиной.

— И что же? — оживился Альб, сидящий за рулем.

— Пока не знаю, — Разин качнул головой. — Владыка здешний, Баграт, в городе давно порядок навел. Тут люди всегда спокойно жили… Чего монахи шмон нам устроили?

Альбинос только плечами пожал, глядя на дорогу.

— Угу, — буркнул Разин, — значит, что-то случилось, а нам лишние проблемы ни к чему. Нам скорей с Криптой встретиться и дальше действовать надо.

Выдав эту слишком длинную для него тираду, он снова погрузился в свои мысли и больше не заговорил. Так что спрашивать у прохожих дорогу пришлось Альбиносу. Правда, искать долго и не потребовалось, гостиницу «Крещатик» в городе знали и как проехать объяснили сразу. Киевлянин, которого первым спросил Альб, нервничал и то и дело косился через плечо. Альбинос разглядел на перекрестке канаты с красными флажками, на них местный и оглядывался.

— А что это там огорожено?

— Это… лучше не спрашивай, — вздохнул мужик. — А если увидишь, объезжай. Охо-хо, грехи наши тяжкие…

Альбинос повел сендер, как объяснили, по дороге еще раз наткнулся на площадку, огороженную флажками. У канатов скучали трое монахов. Один встал навстречу сендеру и поднял руку — хотел махнуть, чтоб сворачивали, но, увидев, что Альб и сам уезжает, сел на место.

— Разин?

— М-м?

— Что это там, за флажками? Видал, монахи стерегут?

Разин не ответил.

Когда сендер остановился перед двухэтажным зданием, украшенным сверху странной трехгранной пирамидой, обтянутой шкурами ползунов, уже вечерело, и на крышу взобрался служитель гостиницы, чтобы запалить цветные фонарики. Альбинос вылез из машины, сделал пару наклонов, разминая затекшую спину. Разин надавил клаксон, фонарщик глянул вниз и помахал рукой. Он не стал спускаться, из двери гостиницы вышел другой, верзила с дубинкой в руке и с сонным выражением на заплывшем жиром лице.

— Чего трезвоните?

— На постой примете?

— А… щас отопру.

Верзила скрылся в доме и вскоре уже был во дворе — распахнул ворота. Альбинос сел за руль и въехал во двор. Вдоль внутренней стены были навесы для самоходов постояльцев, дальше — еще одни ворота, за ними мастерская, там на цепях, позвякивая, раскачивалась наполовину разобранная мотоциклетка, под ней возился бородатый мужик в замызганном фартуке и с руками по локоть в машинном масле. Другой, помоложе и такой же перемазанный, подавал ему инструменты. Еще дальше была конюшня и стойла для манисов.

Верзила запер ворота, подобрал прислоненную к забору дубинку и указал на дверь:

— Туды проходите, хозяйка у стойки. С ей сговоритесь насчет постоя. И пулемет разрядить не позабудьте. У нас с ентим строго, чтоб усё разрядить. И еще: на хозяйку не пяльтесь особо, что ли. Не любит она энтого. Не надо.

— Ясно. А что за красные флажки в Киеве? И монахи стерегут?

— Некрозные пятна тама. Орден их огораживает, чтоб заразу обходили.

— Некроз? В Киеве?

Охранник только вздохнул. Альбинос взял из багажника походные сумки, Разин снял с турели пулемет, и они зашагали через двор к двери. Рядом с крыльцом была конура, когда путники приблизились, из нее, лязгая цепью, выскочило лохматое существо и разразилось воем и лаем:

— Гав! Га-у-у! В-у-у!

Альбинос отпрыгнул, Разин скинул с плеча пулемет и, лязгнув затвором, прицелился.

— Стой! Не надо! Не стреляй! — заорал от ворот верзила.

Разин отступил на шаг и присмотрелся — перед ним корчился в грязи человек, невероятно худой, похожий на оживший скелет. Он был с ног до головы вывалян в грязи, на мослах болтались лохмотья, такие изодранные, что невозможно понять, чем они являлись в прошлой жизни, в прорехах виднелись синяки и ссадины, цепь тянулась за ошейником, и всякое движение одичавшего человека сопровождалось звоном.

— Гав! Гау-у-у-у! — вырывалось у него из горла.

Разин оттолкнул человека стволом, когда тот подобрался к нему совсем близко.

— И впрямь, стрелять не нужно, — заявил Альбинос. — Ты такого плевком убьешь, побереги патрон-то.

Привратник, тяжело топая сапожищами, подбежал и замахнулся дубиной.

— А ну, брысь!

Человек тут же заткнулся и, подбирая за собой волочащуюся цепь, пополз в конуру. Там затаился и притих. Верзила попросил:

— Вы уж не бейте его, ежели ночью по какой нужде выйти, а он облает. Это не мое дело, а хозяйкино, она не любит, когда его лупят. А так он не тронет, только шумит.

— Ну и порядочки, — произнес Разин, кладя пулемет на плечо.