Читать книгу - "Граальщики. Солнце взойдет - Том Холт"

Упаковка была полна жестянок с персиками.

— Быстрее, — прошипел Ламорак, — дай мне твой чертов ножик, — он схватил его и лихорадочно защелкал лезвием открывашки, пытаясь подцепить его ломающимися ногтями.

— Постой-ка, — сказал Пертелоп, крутя в руках банку. — Прости, Лам, но боюсь, что мы не можем их есть. Очень жаль, но…

Ламорак застыл.

— Какого черта, что значит — мы не можем их есть? — спросил он. — Конечно, они немного заржавели, но…

Пертелоп покачал головой.

— Не в этом дело, — сказал он решительно. — Видишь, что здесь написано на этикетке? Сделано в Южной Африке. Так что, боюсь…

Ламорак посмотрел на него очень пристально и положил нож на землю.

— То есть, — продолжал Пертелоп, — я понимаю, нам действительно не повезло, но я всегда говорил, что принципы есть принципы, и было бы неблагородно, если бы мы следовали им только в хорошие времена, поскольку…

Он все еще продолжал говорить, когда Ламорак ударил его консервной банкой по голове.

Западноавстралийский орден Фруктовых Монахов является одной из немногих уцелевших ветвей великой волны воинствующего монашества, возникшей вскорости после падения Константинополя в 1205 году. Тамплиеры, госпитальеры и Рыцари св. Иоанна по большей части прекратили свое существование или были поглощены другими организациями и потеряли свою самобытность; но Monachi Fmctuarii все еще держались своего древнего уклада, и их орден оставался в основном таким же, как во дни своего основателя, св. Анастасиуса из Иоппы.

По легенде, святой Анастасиус, вдохновленный примером солдата, давшего Христу во время крестных страданий смоченную в уксусе губку, установил свой первый ларек с фруктовым соком возле основного паломнического пути из Антиохии в Иерусалим в 1219 году. К середине тринадцатого столетия ярко раскрашенные киоски ордена были привычным явлением по всем городам и весям Святой Земли; а после того, как падение Акры положило конец присутствию крестоносцев на Ближнем и Среднем Востоке, монахи обратили свой взор на другие пустынные уголки земли. Постепенное сокращение личного состава, разумеется, сильно ограничило размах их деятельности, так что в наши дни им приходится довольствоваться тем, чтобы оставлять ящики с консервированными фруктами в случайных точках, полагаясь на то, что Провидение направит к ним заплутавшего странника.

В 1979 году управление орденом перешло в руки транснациональной пищевой цепи, главный офис которой расположен в Австралии, и простые деревянные упаковочные ящики теперь постепенно заменяются монетными торговыми автоматами; но процесс рационализации далек от завершения даже сейчас.

Это был подходящий момент для примирения.

— Съешь персик, — сказал Ламорак. — Если тебя это утешит, на вкус они совсем не напоминают Южную Африку.

Пертелоп поднял голову и почти тотчас же опустил ее обратно.

— Что меня ударило? — поинтересовался он.

Ламорак пожал плечами.

— Ты можешь мне не верить, — сказал он сквозь фруктовую кашу во рту, — но это была банка консервированных персиков.

— Правда?

Ламорак кивнул.

— Должно быть, выпала из пролетающего самолета. Или, может быть, у них здесь серьезный переизбыток персиков — что-нибудь, относящееся к Общей сельскохозяйственной политике. Как бы там ни было, она упала тебе на макушку, и ты выключился, как электрическая лампочка. Жалко, — добавил он, — что сэр Исаак Ньютон обскакал тебя насчет гравитации, а то ты мог бы сорвать неплохой куш. Не бери в голову, — заключил он и громко рыгнул.

— Лам, — прошептал Пертелоп, — я хочу есть.

— Охотно верю, — отвечал его сотоварищ. — Жалко на самом деле, что тебе нельзя есть эти персики, потому что…

Наступила тишина, прерываемая лишь звуком движения ламораковых челюстей. Для человека, одолеваемого сильной зубной болью, он, казалось, вполне неплохо справлялся с жевательным процессом.

— Мне говорили, — осторожно начал Пертелоп, — что большая часть консервов, предположительно изготовленных в Южной Африке, только консервируется там. А на самом деле все это скорее всего выращивается в государствах за линией фронта.

Ламорак кивнул.

— Широко известный факт, — ответил он. — Я это где-то читал, — с важностью добавил он. — Грязные делишки, на мой взгляд.

— Совершенно верно, — согласился Пертелоп; затем спросил: — Что ты имеешь в виду?

— Экономический саботаж, — отвечал его товарищ, качая головой. — Режим Претории консервирует свои фрукты в банках с южноафриканскими этикетками, так что никто не хочет их покупать, и таким образом подрывает свою экономику. Настало время что-то с этим делать.

— Да. Хм. Например?

— Например, есть эти фрукты, — сказал Ламорак, протягивая ему банку. — Это научит их уму-разуму, а?

Примерно полчаса спустя оба рыцаря, расслабившись, откинулись на спину, окруженные пустыми жестянками, и улеглись, не двигаясь.

— Знаешь, наверное, лучше их закопать, — промычал Пертелоп.

— Что?

— Банки. Нельзя оставлять их так валяться. Загрязнять окружающую среду.

Ламорак подумал над этим.

— Это все теории, — ответил он.

— Я хочу сказать, — продолжал Пертелоп, — это один из немногих оставшихся совершенно нетронутых уголков природы. Мы должны сохранить его для будущих поколений…

— Да уж, — пробормотал Ламорак, окидывая взглядом пустынный ландшафт. — Действительно. Совершенно нетронутых, — он слегка содрогнулся. — Ну так займись этим, пожалуй. А я собираюсь пару минуточек соснуть.

Он перекатился на спину и закрыл глаза. Потом внезапно сел, выпрямившись, и схватил Пертелопа за руку.

— Черт меня раздери, — прошипел он, показывая пальцем. — Взгляни-ка, Пер, вон туда.

Пертелоп сощурил глаза.

— Куда, Лам?

— Вон туда.

— О, да, я понял. И на что я там должен смотреть?

Ламорак не обратил внимания на его реплику.

— Мы его нашли, Пер. Мы нашли чертова единорога!

У Пертелопа отвисла челюсть.

— Где? — прошептал он.

— О господи, я этого не вынесу!

На краю небольшого склона, примерно в пятистах ярдах от них, единорог остановился, поднял голову и принюхался. С минуту он стоял неподвижно, как статуя, насторожив уши и раздувая ноздри; потом его голова вновь опустилась к земле, а хвост начал ритмично двигаться туда-сюда, хотя вокруг не было ни одной мухи. Его губы шевелились, подметая песок как раз на том уровне, на котором могла бы расти трава, если бы нашлась трава настолько опрометчивая, чтобы попытаться выжить в среде, полностью лишенной воды.