Читать книгу - "Меч и щит - Григорий Березин"

Я не спросил, почему она говорит только о здешних женихах. Все просто: в соседних государствах даже младшие сыновья королей не берут в жены дочерей какого-то михассенского князька. На это могли рассчитывать лишь дочери князя Самбии, поскольку самбийские князья происходили от Хальгира и жунтийские короли признавали их своими родственниками, а остальные монархи считали их князьями, тогда как прочих михассенских владетелей — в лучшем случае князьками. Такое положение дел признавали даже сами михассенские династы, гордо именовавшие себя князьями, но считавшие князя Самбии первым среди них. Первым среди равных. Однако слова принцессы о забвении моего долга перед родиной сильно задели меня, потому что были в какой-то мере справедливыми. Хоть я и твердил себе, что родина сама виновата, лишившись своего лучшего защитника, так как никто, за исключением Мии, не уговаривал меня остаться, все же на душе кошки скребли, и принцесса посыпала солью незатянувшуюся рану. И со злости я наговорил такого, чего в другое время не позволила бы моя врожденная вежливость.

— Да что ты понимаешь в долге перед родиной, сопливая девчонка? Антия — это тебе не жалкий Далгул, она сама как-нибудь отобьется от врагов. А надо будет, так призовет меня обратно, предложив корону и трон. А я, пусть и отказался от них, все ж не собираюсь менять звание принца Антии на титул… даже не князя, а князька какого-то вшивого захолустья. И уделом мужа далгульской куклы меня не прельстишь!

И с этими словами я вернулся к терпеливо ждущему Угольку, вскочил в седло и поехал к замеченной ранее песчаной косе, не обращая внимания на поток таких слов и выражений, которых порядочная принцесса и знать-то не должна.

Переправа не заняла много времени, и вскоре я уже ехал по романскому берегу Магуса. Долгое время я не мог успокоиться и сжимал кулаки, кляня и далгульскую дуру, и себя за излишнюю горячность. Но затем я увидел смешную сторону происшедшего. Я понял, что делала принцесса в одиночестве на берегу реки. По ее словам, в Михассене на девять принцев приходится самое малое десять принцесс, а выдать дочерей за менее знатных лиц Осселену не позволяла присущая всем князькам непомерная спесь, — обычно она тем больше, чем мельче княжество. Так что завидовать далгульским принцессам действительно не приходилось. С другой стороны, выдать дочь замуж за героя, спасшего ее от дракона, — это вполне в духе традиций и нисколько не роняет княжеского достоинства. Вот Дита и ловила на берегу подходящего спасителя. Но, увы, в этом краю все мелкое: и княжества, и драконы. Я посмеялся и поехал дальше в приподнятом настроении.

День клонился к закату, и я стал подыскивать, где бы заночевать. На ромейском, более пологом, чем михассенский, берегу росли не леса, а скорее рощи, но выбирать не приходилось, и в конце концов я разбил лагерь в одной из них.

Спал я беспокойно, мой сон тревожили неясные видения, которых я и вспомнить-то не смог на следующее утро. Осталось лишь предчувствие, что скоро должно произойти нечто важное. Я счел, что предназначенный мне меч уже недалеко, и поспешил оседлать Уголька.

Но в тот день ничего интересного не попалось мне на глаза, если не считать зарослей черешни, где я не упустил возможности скрасить свою диету. Заночевав в очередной роще, как и днем ранее, я вместо чтения развлекался выплевыванием косточек и бился об заклад сам с собой, которая улетит дальше. Я проиграл сам себе целое состояние, прежде чем утомился и уснул.

Видения беспокоили меня и в эту ночь, и были они уже отчетливей и настойчивей, но по пробуждении мне снова не удалось ничего вспомнить толком, хотя ощущение близости чего-то значительного усилилось. Поэтому, оседлав коня, я поехал шагом, чтобы случайно не проскочить мимо отчего наследия. Из-за этого ветерок меня не овевал, и в скором времени стала сильно допекать летняя жара. Я терпел ее сколько мог, а потом снял и лорку, и хитон, решив, что, если попадутся разбойники, я уж как-нибудь отобьюсь, а вот если не сниму клятый кожаный доспех, то не доживу даже до встречи с ними. На какое-то время это помогло, но в полдень я окончательно спекся. Спрыгнув с коня, я стащил сапоги, сбросил штаны и нырнул в живительные красноватые воды Магуса, нисколько не думая о злоумышленниках — в случае чего Уголек обязательно предупредит меня ржанием и никому не позволит завладеть притороченным к седлу оружием. С полчаса я наслаждался этим бодрящим купанием, то плескаясь на мелководье, то доплывая до михассенского берега и возвращаясь обратно. Затем я решил понырять с торчавшей из воды локтях в десяти от берега скалы и совершил превосходное сальто, которому научился еще в детстве, купаясь в озере Лерна, что неподалеку от Гераклеи. Усиленно работая руками и ногами, я погружался до тех пор, пока не коснулся рукой песчаного дна, и лишь затем рванулся обратно к поверхности. Воздуха в легких почти не осталось, и я едва не наглотался воды. А вынырнув, жадно хватал воздух ртом и тряс головой, избавляясь от звона в ушах. Вот потому-то я не сразу услышал пронзительное ржание Уголька. Я встревоженно глянул в сторону берега, готовый плыть на помощь верному коню и встречать любую угрозу.

Но угроза нависла не надо мной.