Читать книгу - "Греческий огонь. Книга 3 - Никос Зервас"

Он стал чувствовать себя неловко, неладно. Точь-в-точь как будто прекрасно вычищенным сапогом вступил вдруг в грязную, вонючую лужу; словом, нехорошо, совсем нехорошо!

Н. В. Гоголь. Мёртвые души

Заскрипели снаружи ворота, и к парадному подкатила, судя по бравому рыку двигателя, автомашина отечественного производства.

Генерал Еропкин глянул в окно.

Вслед за лейтенантом Быковым выбрался из машины высокий подросток.

Еропкин сразу узнал его и облегчённо вздохнул: — Ну, слава Богу!

Ваня шёл молча, нервы на пределе. У него был шанс. Ему заказали пропуск. Его ждали. Сам президент!!! А он не пришёл. Что теперь подумает про него Василиса? Господи, и откуда он взялся на мою голову, этот Быков?

Быков добросовестно сопел сзади, чуть не прижимаясь к Ивану плечом. Вот он, кабинет генерала. Пришли.

Генерал выразительно зыркнул на Быкова, тот исчез. Тимофей Петрович сам подошёл к кадету Царицыну, шумно выдохнул, провёл рукой по светлым Ваниным волосам.

— Молодчина, сам всё решил. Не кадетское дело на сцене кривляться. Ребята в роте по тебе соскучились. С возвращением, брат.

Царицын мягко отстранил генеральскую руку. Ему не нравилось, когда ерошат волосы — что за детский сад?

— Виноват, товарищ генерал. Никак не могу приступить к занятиям. Разрешите попросить ещё несколько дней, до Нового года.

— Что?! Да что ты? — Еропкин от неожиданности опустился в кресло.

— Как так, едряшки-мурашки, а? Да ведь четверть заканчивается, сейчас контрольные начнутся… — Тимофей Петрович решительно хлопнул ладонью по столу. — Нечего тебе как бабе на телевизоре крутиться. Что ты как певичка вырядился? Форму, небось, уж целую неделю не надевал? Хватит. Пусть другие выпендриваются. А ты всё-таки — кадет, будущий офицер, а не баба.

— Никак нет, товарищ генерал! Не имею чести быть бабой! — иронично произнёс Царицын и быстро, с жаром заговорил: — Товарищ генерал! Движение выжигателей набирает силу. Ребята выбрали меня лидером. Они мне доверяют, я не могу их бросить. Сейчас очень важный момент, я должен закончить одно дело. Разрешите взять отпуск до Нового года. Очень прошу! Я должен! И ещё… Вы можете мне не верить, но… ровно через полчаса я должен быть в Кремле! Прошу понять, мне необходимо сейчас уехать!

— Кремль, говоришь… — генерал с опаской всматривался в Ванины зло сощуренные глаза. — Без тебя разберутся.

— Я настаиваю, товарищ генерал! — Царицын вспыхнул, сделал несколько решительных шагов навстречу Еропкину.

— Я же сказал: от-ста-вить, — побагровел от гнева генерал. — Это приказ. А Россия без тебя потерпит.

Они стояли друг против друга: огромный седой лев в генеральском мундире и худенький, в струнку вытянувшийся мальчишка в модной новенькой курточке.

— Да?! Ну, пусть тогда… и училище без меня потерпит! — громко, почти взвизгнув, выкрикнул он.

— Ты в своём уме, Царицын? — побагровел Еропкин. — Кругом! В раздевалку шагом марш! Чтоб через минуту был на занятиях!

Страшное происходило, немыслимое.

Земля продолжала вращаться вокруг солнца, электроны крутились вокруг своих ядер, шестерёнки кремлёвских часов вращались, как прежде, а кадет Царицын почему-то… замер. Нарушая все законы мироздания, русский кадет, невзирая на команду «кругом», остался недвижим — и только сухой румянец брызнул пятнами по щекам. Еропкин медленно привстал.

— Суворовец Царицын, надеюсь, Вы понимаете, что означает отказ выполнить приказ старшего по званию? По уставу училища я обязан немедленно Вас отчислить… Ты понимаешь это, дурачина?! Такого в Кадетке ещё не было, едрёна-матрёна!

— Отлично, — сухо усмехнулся кадет, — это я училищу нужен, для статистики. А мне училище — не свет в окошке. Если мешаете работать для страны — пора, значит, перегрызать пуповину.

Взял под козырёк. Развернулся. Вышел. Тимофей Петрович суетно полез в карман, пытаясь нащупать там гильзу с валидолом. Ну и дела! Валидол, однако не нащупывался.

Легендарный московский безобразник, лидер оголтелых отморозков по кличке Царевич, он же по совместительству звезда новогоднего шоу и бой-френд президентской дочки, метался по штабу, грыз карандаши и бешено ворочал тёмно-синими очами. Он перегрыз пуповину, шагнул за Рубикон. Пути назад не будет. Тёплое детство навек отвалило в прошлое, как выгоревшая ступень ракеты. И нет больше кадета Царицына. Ничего, ничего, терпеть. Боль — нормальное состояние мужчины.

Ване хотелось сломя голову броситься обратно в генеральский кабинет, упасть Еропкину в ноги и заплакать, вымаливая прощение. Только бы старик простил!

Но Царевич сдержался. Терпеть, надо терпеть. Вот и Геронда в письме советует держаться твёрдо. Если кадетство мешает работать для страны, придётся перешагнуть и через кадетство.

Изгрыз карандаш, отсиживаясь в одиночку в суворовском домике. Графит на зубах, на столе — россыпь канцелярских скрепок. Дурная привычка: разгибать их, перекручивать винтом — получаются ломаные змейки.

Подошёл к окну, согревая дыханием холодные пальцы. Время не ждёт. Поднимать паруса, выходить в океан взрослой жизни. Через час — телевизионное интервью. Надо быть ярким, весёлым, атакующим. Никто не должен заметить слёзы в глазах великолепного Царевича. А плакать, признаться, хотелось.