Читать книгу - "Змеи, драконы и родственники - Олег Угрюмов"

Поплавок, сделанный из найденного на берегу птичьего пера, вел себя просто исключительно, радуя главного кормильца отряда. Он то и дело резко уходил под воду, и удочка изгибалась крутой дугой. Десятка два рыб приличного размера влажно блестели в густой траве за спиной Миколы.

Да, мы забыли уточнить: утро-то раннее-раннее. Это только Жабодыщенко ради хорошего клева может подняться ни свет ни заря, а остальные лишь начинают шевелиться.

Сонный Салонюк наблюдает за тем, как его боец ловит рыбу. Сидорчук вообще досматривает самый сладкий рассветный сон. А вот Перукарникову не до того.

Дело в том, что партизан Маметов сушит у костра свои сапоги. И сапоги — как бы поаккуратнее выразиться? — не только хорошо видны, но и очень хорошо слышны на большом расстоянии всем, у кого нет жесточайшего насморка (к глубокому их сожалению).

Учеными давно установлено, что разные запахи воздействуют на людей по-разному. Скажем, мускус делает мужчин невероятно привлекательными для особ противоположного пола; апельсин бодрит, а лаванда, напротив, расслабляет. Вне всякого сомнения, сапоги Маметова вполне могли совершить переворот в ароматерапии. И заодно заинтересовать создателей безотказного химического оружия.

Первое, о чем подумал Перукарников, — что однажды он собственными руками придушит несчастного узбека, а затем уж будет оправдываться перед товарищами по оружию. Второе — ЭТО же запрещено Женевской конвенцией. Разумеется, что вторая мысль была не об убийстве, а исключительно о сапогах.

Ухватив двумя пальцами за голенище влажный от росы предмет, Перукарников швырнул его прямо в Маметова:

— Ты ничего лучше придумать не мог? Забери у меня из-под носа эту гадость! Башка на плечах есть?

Маметов попытался оправдаться:

— Моя у костра сушить, моя не виновата, что твоя рядом лежать!

Перукарников осатанел:

— Смотреть надо, кто у костра лежать! А потом уже что-то делать. Я ж тебя однажды угроблю, и суд меня оправдает.

Жабодыщенко прошипел:

— Тихише, хлопци, бо вся рыба втэче.

Обиженный Маметов принялся прилаживать несчастный сапог с другой стороны костра, где мирно спал Сидорчук, не подозревавший, что кто-то, кроме клятых гитлеровцев, может вот так, на рассвете, без объявления войны учинить красному партизану такую пакость. На происки врага боец Красной Армии и вообще советский человек отвечает сразу, не задумываясь, со всей силой народного гнева.

Нервно пошмыгав носом, Сидорчук проморгался и внимательно изучил сапог Маметова. В результате этого интернационалист в нем скоропостижно скончался, и Василь сразу припомнил, что каких-то семь веков назад такие, как Маметов, или очень на него похожие, топтали сапогами его родину. Со словами «у-у, Чингисхан» он швырнул бедную обувь прямо в озеро.

Сапог с шумом и брызгами хлопнулся в воду недалеко от Жабодыщенко.

Маметов захныкал:

— Зачем красноармейца обижать? Моя плавать не уметь, моя сапоги сушить вся ночь.

Сидорчук сердито буркнул:

— Зализ у чужу солому, ще и шелестыть.

Жабодыщенко расстроился:

— Ну що вы за люды, хиба так можно щось спиймать? Як уху поисты, то вси як одын груддю идуть на казанок. А як просыш помовчаты, так тильки товарищ командир примером служить.

Демонстративно свернув снасти, он начал нанизывать пойманную рыбу на гибкий прутик.

Маметов, трепетно прижав к груди второй сапог, чтобы его не постигла та же злая участь, бегал взад и вперед по берегу и высматривал в воде свою собственность:

— Ой, моя пропадать, ой, моя не можна без сапог!

За спиной Маметова дружно рассмеялись Перукарников и Сидорчук. От их богатырского хохота с Салонюка слетели остатки сна.

— Ну що вы з ранку рыгочете, бильш нема чого робыты?

Маметов подбежал к командиру и довел до его сведения:

— Моя пропадать, моя плавать не уметь!

— Знаю, вже выучив, — кротко отвечал Салонюк. — Не будеш плаваты.

— Моя пропадать, — настаивал сын солнечного юга.

— Та пропады ты пропадом, — обозлился Салонюк, — от вже причепився…

Перукарников философски заметил:

— Маметов, товарищ командир, у нас человек с приставкой НЕ: не может, не хочет, не умеет, не любит, не знает.

Он бы еще долго обличал своего боевого товарища и выпускал пар, однако внимание всех привлек радостный вопль Жабодыщенко, который в данный момент обнаружил совершенно необъяснимый феномен.

Рыба в буквальном смысле слова выпрыгивала из воды на берег, и ему оставалось только хватать ее и нанизывать на свой прутик. Точности ради следует заметить, что Жабодыщенко это явление феноменальным не считал и над его природой не задумывался. Он был человек практический — и изобилие еды его радовало.

— Ого! Це дило! Оце так рыбалка!

Но тут в месте, куда упал сапог, забурлила и вспенилась вода, и из нее одна за другой показались три гигантские головы со встопорщенными гребнями и оскаленными сверкающими клыками.

Старожилы Вольхолла сразу сказали бы, что на их памяти Великая Гидра Гельс-Дрих-Энн никогда не пребывала в такой ярости.

Руки у Маметова разжались, и он бессильно выронил второй сапог, Жабодыщенко торопливо перекрестился, а Сидорчук с Перукарниковым схватились за оружие.

Салонюк закричал на всю округу:

— Никому без мого дозволу вогню не видкрывать! Жабодыщенко, Маметов, а ну назад!

Сидорчук, машинально протирая левый глаз, осторожно уточнил у Перукарникова:

— Ваня, мы ж вчора горилки не пили, правда? Мы ж ее, кляту, и не знайшлы в той хате, правда? Откуда та змеюка?

Перукарников, не оборачиваясь, ответил:

— А еще говорят, что зеленого змея на самом деле не существует, что это просто выражение такое.

Но как бы ни были партизаны ошеломлены и потрясены увиденным, отступили они организованно. Как один. И только Колбажан Маметов так и остался сиротливо стоять прямо перед драконом, тараща на него глаза, которые от удивления стали почти круглыми.

— Маметов, — надрывался Салонюк, — ты що мене погано чуеш?!

Маметов, не в силах отвести глаз от диковинной гидры, завороженно отвечал:

— Моя никогда-никогда такой зверь не видеть. В Ташкенте в зоопарке быть, в Москве в зоопарке гулять — такой большой и красивый не видеть.

Салонюк напряженно вслушивался в этот лепет:

— Ну що вин там каже? Говорыть, як тры дни хлиба не ив.

Неизвестно, чем бы закончилась сия встреча. Возможно, что и ничем. Храбрость храбростью, но недаром изо всех русских полководцев Салонюк больше всего ценил Кутузова, за которым надо было еще хорошенько погоняться, чтобы вступить в смертельный бой. Командир как раз собирался отдать соответствующие приказы: миномет к бою, руки в ноги — и айда.