Читать книгу - "История Бернарды и Тайры на Архане - Вероника Мелан"

Первое, что мы сделали следующим утром после того, как умылись и позавтракали, – отправились на рынок и заполнили наши корзины разнообразной ерундой. Я – пустынными орехами, которыми в Рууре любил перекусывать и стар, и млад, а так же корнями кактуса охи, являющимися здесь аналогами жевательного табака. Тайра же в первой попавшейся лавке выторговала оптом штук двадцать легких цветных шарфиков, хвосты которых теперь свисали из ее корзины, а после дополнила шарфики дешевыми звенящими браслетами. Таким образом, мы снова поделились на «женского» и «мужского» продавца, после чего смогли спокойно передвигаться по городу.

На этот раз Ив занял наблюдательную позицию не в моем ухе (и спасибо ему за это), где края платка постоянно закрывали бы ему обзор, а умостился в виде тонкого ободка прямо поверх моего лба. И мне приятно – вуаль не сползает, – и ему удобно.

Маршрут не выбирали. Ходили там, куда шли ноги, сворачивали, где придется, вяло покрикивали: «Орехи! Шарфы! Корень Охи!» и «Браслетики, почтенные и красивые. Кому браслетики?» На нас при этих словах, как и ожидалось, едва ли обращали внимания.

Монотонно шагали по укрытым песчаной пылью дорогам наши сандалии, колыхались объемные тулу, привычно скрипели плетеные ручки корзин. Плыли мимо мужские и женские лица – мужские открытые, женские почти все под вуалями, – играли «в липкую колючку» между домами подростки, выделывали кожу или же праздно курили сидящие у стен старики. Мы же с Тайрой, словно два круизных лайнера, совершающих кругосветное путешествие, оказывались то вновь у базара, то в центре его, то в почти пустых закутках, то в отдаленных не торговых, а жилых и тихих кварталах, где в собственных дворах под жарким солнцем стирали, убирали и мели пыль хозяйственные жены.

Все сильнее припекало; Ив молчал.

Несколько раз я спрашивала его, не видно ли чего-то интересного, и каждый раз слышала в ответ то раздраженное сопение, то отрывистое и разочарованное «неть».

Неть. Что ж, «неть, так неть», на него и суда, как говорится…

Наверное, наша вялая, полусонная и изнуряющая под жарким солнцем прогулка могла бы продолжаться часами, но в какой-то определенный момент, когда центр города остался далеко позади, и мы вновь обходили отдаленные окрестности – ведь никогда не знаешь, где повезет? – мы оказались на самом отшибе города. Там, где заканчивались всякие дома, и начиналась пустыня, уже видимая глазу своими просторами.

Дорога здесь заворачивала на полукруг и возвращалась в город, нам бы по ней и идти, но в какой-то момент я увидела размытые и дрожащие в раскаленном, поднимающемся от земли мареве далекие отсюда силуэты. Много силуэтов. Там, на расстоянии примерно метров в триста, все, как один, повернутые к нам спинами, стояли и смотрели на что-то мужчины.

– Тай, пойдем туда? Там тоже народ – пусть смешарик на них посмотрит.

– Нет, – глухо отозвались из-за моего плеча, – туда мы не пойдем. Тебе не понравится то, что ты увидишь.

– Почему не понравится? – наивно поинтересовалась я, хотя внутри уже что-то кольнуло. Что там – кого-то пытают? Хоронят? Над кем-то издеваются? Пока Тайра молчала, мое любопытство выросло вдвое. Что такое может твориться на окраине Руура, и о чем я, судя по тяжелому молчанию за спиной, никогда не узнаю?

– Хорошо, пойдем, – вдруг согласилась подруга, вот только сделала она это как-то нерадостно, а, скорее, злорадно, будто в назидании себе самой. – А то ведь не увидишь и будешь гадать, что там было.

– А что там, Тай?

– Сейчас узнаешь. Только, когда подойдем, не забывай мычать «Орехи, кактусы» и так далее, поняла? Потому что других женщин там, кроме нас, не будет. Ну, не наверху.

Не наверху? Шагая за колышущейся темно-синей тулу я уже и сама не радовалась тому, что носы наших кораблей решили покорить это направление. Слишком напряженной чувствовалась обычно веселая и легкая Тайра, слишком неприятным казался стелящийся за ней след давящего на сердце молчания. Но поздно – мы уже двигались к стоящей в удалении толпе.

Стоило нам приблизиться к мужчинам на достаточное, чтобы нас услышали, расстояние, как Тайра тут же завела монотонную волынку: «Браслеты, шарфики, красивые, яркие, недорогие…» Она ныла-зазывала столь пресно, что на звуки ее голоса даже не обернулись, а у меня вспыхнуло яркое ощущение, что именно того она и добивалась – отсутствия внимания.

Вторя ей по тону, затянула песню старого портового шарманщика и я:

– Пустынные орехи, корни оха. Десять орехов – за восемь галушек, пять – за четыре. Корни оха не пересушенные, ароматные, не горькие…

И так по кругу. А то, что находилось впереди, тем временем, приближалось.

Сквозь плотный людской заслон мы пробираться не стали – обогнули его сбоку и пристроились с самого края. И тогда перед моими глазами открылось то, что открылось: расположенный ниже по уровню не то карьер, не то квадратный с неровными краями котлован. Выжженная до состояния потрескавшейся корки земля, расчерченная белыми линиями на квадраты, а в каждом квадрате по почти обнаженному человеку – женщине.

Мой взгляд принялся судорожно метаться: от укрывшихся в тени позади пленниц охранников к узкому входу в темные земляные катакомбы, по фигурам, лицам, изнуренным позам. Пока он вылавливал ужасающие детали в виде следов от побоев, ожогов и потрескавшихся от отсутствия влаги губ, слух резали жесткие и грубые слова:

– Вон та, справа, аппетитная сутра, хоть и худая. Я б ее…

– Так купи себе.

– Купи? У меня жена. А эта и за галушку все покажет. А вон та, позади нее, долго не протянет. Ставлю гельм, что свалится еще до конца часа.

– Твой гельм против моего, Кариф.

– По рукам.

О чем они говорили? О ком? Мой мозг дымился; вокруг все смердело от пота, возбуждения и нездорового жадного любопытства.

– Что это, Тай? – прошептала я тихо.