Читать книгу - "На корабле утро - Александр Зорич"

Чоругские танкисты были настолько поглощены стрельбой, что отреагировали на появление крана только тогда, когда его стрела начала разворачиваться из походного положения на корму.

От выстрела лазерпушек колеса крана вспыхнули.

Но крану это было нипочем. Стрела, все ускоряясь, неумолимо приближалась к целой опоре шагающего танка.

Когда танкисты поняли, к чему идет, они перенесли огонь на стрелу. Но погасить инерцию ее движения им не удалось.

Дымящаяся стрела врубилась в ногу танка, уверенно переломила ее и даром что сломалась сама – теперь это уже не имело значения, ведь танк падал!

Все мы едва не оглохли, пока все это происходило.

И оглохли во второй раз, когда танк все же потерял равновесие и рухнул на землю, в какой-то сотне метров от нас.

Ударила клубящаяся волна пыли – она оседала на наши лица, на руки, на оружие. Но мы не обращали внимания – столько радости было, все возбужденно кричали.

– Вот это зафигачил!

– Ё! Видали?!

– Горжусь Россией!

– Да при чем тут Россия, Ваня?!

– А мне без разницы, слышишь?!

– Кто же это там в кране? Поспорим, какой-нибудь клон из пехлеванов!

– Да ты что! Пехлеваны – они краны водить не обучены. Только стишки сочиняют и на этих… ну, гитарах ихних, мелодии всякие…

Однако, по совести говоря, ликовать было рановато.

Пусть ближайший к нам танк повержен. Но есть ведь еще и другие!

Два из них после удара штурмовиков стали неходячими. Дымились себе и никому не мешали.

Третий как сквозь землю провалился. Но тут я допускаю, что попросту проморгал, когда и куда он ушел.

А вот еще два, доламывая уцелевшие многоэтажки, устремились в наш квартал имени садов Семирамиды.

Широкополосные плазменные пушки один за другим превращали дома в нечто вроде эскимосских иглу, правда, не изо льда, а из оплавленного бетона. Деревца вспыхивали и тотчас опадали грудами пепла. С шипением испарялись мозаичные бассейны.

Бежать было бесполезно.

Прятаться, впрочем, тоже.

Шах и мат.

Что приказать своей роте, командир Степашин понятия не имел. Читать «Отче наш»? Так это они и без приказа делают.

Последний отсчет.

Тридцать… Двадцать девять… Двадцать восемь…

Когда я дошел до пятнадцати, гондолы обоих шагающих танков разорвало мощными внутренними взрывами. Оставшись, так сказать, без головы, танки успели сделать еще по три шага вперед. После чего их ходильные конечности были перерублены новыми взрывами.

Все произошло настолько быстро, что я даже не успел задаться вопросом «что это?!».

Подбитые чоругские танки, маячившие за руинами многоэтажек, разделили судьбу своих, в прошлом более успешных собратьев.

Взрывы, ураган обломков, бесхозные конечности, сверхновые вспышки… В результате – те же груды металлолома.

Я потерял голову от радости. До такой степени, что начал считать себя бессмертным!

Я выскочил на улицу, нисколько не думая о возможной опасности, и вперился в сторону Приморского шоссе – ведь стреляли, и я чуял это, именно оттуда!

Что же я увидел?

В воздухе парили угловатые коробки, не узнать которые было невозможно.

«Шамширы». Левитирующие танки клонов. Козырная карта конкордианской пропаганды.

Сколько мы шуток про них сочинили! Сколько ёрничали, по-всякому над ними измываясь. «Летают медленно и низко», «конструктор обкурился гашиша», «плохой танк по цене хорошего фрегата»… О-о, да всего не перечислить… И надо же: эти самые «Шамширы» спасли нам жизнь!

Танки величественно проплыли над нашими головами, каждый в своем персональном горячем мареве.

Они по-прежнему вели огонь, но их цели были где-то далеко. На дымящиеся кучи, которые когда-то были шагающими танками, они вообще не обращали внимания. Да оно и понятно: по принятой у нас шкале поражений бронетехники нанесенный чоругам урон равнялся ста процентам.

Наши избавители быстро покинули нас, даже не выслушав слов благодарности.

Я дал приказ собраться возле крана.

Циклопы, кряхтя, выбирались каждый из своего укрытия.

Вот меня часто спрашивают: отчего у вас, у осназовцев, хобби либо вовсе нет, либо все они какие-то… ну не героические, не мужские, что ли. Никогда не слышал, чтобы осназовец водил гоночный болид, занимался фехтованием на рапирах или скалолазанием без страховки. Всем нам плевать на дайвинг, на затяжные прыжки с парашютами и прочий экстрим…

Друзья мои! Какой экстрим после всего того, что мы видим на работе?!

Мы с Арбузовым курили одну мокрую сигарету на двоих, когда из клубов оседающей пыли к нам вышел низенький, перепачканный копотью человечек в обгоревшей одежде.

Он махал нам руками и кричал что-то маловразумительное.

– Эта! Сдрасьте!.. Товарись Лева…

– Клон какой-то? Ты такого помнишь? – вполголоса спросил я у Арбузова.

Арбузов отрицательно замотал головой.

– Эта моя! Моя! Я – в кран! Танк с ногами бух!

Господи! Наконец-то человечек подошел ближе, и я узнал Тхакура Кришнасвами. Стажера из Директории Хинду. Смысл его белиберды тоже стал до меня потихоньку доходить.

– Так это ты, что ли, в кране сидел?

– Я! Я! – радостно закивал Тхакур.

– Постой… Я же тебя не допустил к участию в боевых операциях!

– А я… я доброволесь!

Я нахмурился.

– Послушай, Тхакур… Тебя там не контузило, случайно? Ты же еще вчера нормально по-русски говорил? Гипнопедия, всякое такое…

– Гипнопедия есть недостаток. Когда волнуешься… все забываешь… Утром… опять будет… нормальни руски… – заверил нас Тхакур и просиял своей беспечной детской улыбкой.

Несмотря на все улыбки, Тхакура била дрожь. И похоже, он был ранен.

Двухметровый плечистый Арбузов по-дружески обнял малорослика – как папа сына.