Читать книгу - "Последнее желание - Сергей Волков"

Естественно, еще по дороге друзья договорились родителей в историю с Костей, ожившим алоэ и камуфлированными бойцами не посвящать. Наскоро придуманная байка про заступничество за честь некой блондинки, которой грязно домогались гастарбайтеры с Западной Украины, старших Завадских вполне удовлетворила.

Вадима и Илью по второму кругу обработали всевозможными антисептиками, мазями и пластырями, после чего Зава гордо продемонстрировал родителям выбитый зуб, и Варвара Олеговна, вся в слезах, бросилась звонить знакомым стоматологам.

– Сейчас всем нам самое то – релакснуть грамм по двести, – словно подслушав мысли Ильи, сказал Борис Сергеевич. Он подошел к старинному буфету, открыл дверцу, и спустя несколько секунд на журнальном столике у дивана уже красовался самый гениальный из всех натюрмортов: пузатенький графинчик, благородно скрывавший свое содержимое за изысканной гравировкой, блюдце с нарезанным лимоном и несколько серебряных рюмок.

– Боря, ты с ума сошел! – всплеснула появившаяся в дверях Варвара Олеговна. – У мальчишек и так стресс, а ты еще и…

– Мам, ты ижи, я жыжтло… – деловито потер руки Зава, направляясь к столику, но Варвара Олеговна была непреклонна:

– Вот тебе феназепамчик, и никаких разговоров! Тебе же сейчас наркоз, возможно, предстоит. Марта Генриховна сказала, что если каналы не травмированы, возможно вживление. Все, поехали, поехали…

В итоге Вадим с матерью уехали спасать зуб, а Илья с Борисом Сергеевичем расположились в большой комнате квартиры Завадских – релаксировать и общаться.

В графинчике оказался весьма неплохой коньяк, и Илья, после первой скривившись от жжения в разбитых губах, через несколько минут почувствовал себя намного лучше.

Само собой, вначале разговор пошел все больше на боевые темы. Борис Сергеевич еще раз дотошно выспросил подробности мифического боя, искренне посетовал, что его там не было.

Выпили по второй. Завадский-старший сам вспомнил пару «веселеньких», как он выразился, эпизодов. Илья подкинул несколько своих, еще школьных случаев. В животе у него ровно и мощно разгорелась коньячная форсунка, и умиротворяющее тепло разливалось теперь по всему телу, вытесняя боль и отгоняя тревогу.

Разговор от воспоминаний о драках и мордобоях плавно перетек к войне и межгосударственным конфликтам. Правда, Илья после армии на военные темы предпочитал вообще не говорить, поэтому на все попытки Бориса Сергеевича втянуть его в увлекательное ругание военной экспансии США ответил своим любимым анекдотом: «Чем различаются две страны – США и Афганистан? Одно – дикое, варварское, террористическое государство, управляемое шайкой агрессивных малообразованных людей и населенное кровожадными инфантилами с полным отсутствием морали, готовое убивать людей в любой точке земного шара лишь за то, что их мнение незначительно отличается от принятого у них… А другое – небольшая горная страна в Центральной Азии».

Посмеялись, выпили. В итоге, когда уровень коньяка в графине опустился «ниже пояса», «в центре внимания высоких выпивающих сторон» (опять же выражение Бориса Сергеевича) остались лишь история и политика, из внутренней быстро ставшая внешней. Что и говорить, Гондурас по-прежнему беспокоил россиян ничуть не меньше, чем новые законы, принятые Думой, и Илья с Борисом Сергеевичем не были тут исключением.

Завадский-старший, имевший свою собственную точку зрения на все происходящие в стране и мире события, вещал не хуже мастистого политолога.

– Илья, тебе никогда не бросались в глаза некоторые странности развития европейской, ну и нашей, русской цивилизации?

– Какие, Борис Сергеевич?

– Понимаешь, существуют некие исторические законы, главный из которых, говоря простым языком, звучит так: «Всему свое время». И в древнем мире, и в античные времена, и в темные века раннего средневековья все так и шло… поступательно, не спеша, шаг за шагом. И вдруг, словно кто-то, очень могущественный, очень умный и очень хитрый, вмешался, перемешал карты, а потом раздал их не просто по новой, а по-своему.

– Вы что имеете в виду?

– Несколько моментов, но моментов очень важных. Во-первых, порох и изменение всей военной доктрины европейцев. Ты знаешь, что пороховые смеси были известны в Европе еще во времена Юлия Цезаря? Однако никто не принялся лить пушки и фузеи или, на худой конец, делать пороховые ракеты…

– Но порох же китайцы изобрели…

– Ну что ты, Илья! Умный же парень, а повторяешь замшелые мифы. Изобрели, как ты говоришь, порох, я так думаю, сразу в нескольких странах, и было это очень давно, задолго до рождения Христа. Но одно дело – изготовить щепотку взрывающегося порошка, и совсем другое – наладить производство этого порошка в объемах, достаточных для ведения боя хотя бы одной батареей из пяти орудий. Понимаешь?

Илья кивнул. Он действительно начал понимать, что ему хочет сказать Борис Сергеевич.

– Для производства нескольких тонн пороха нужен не просто гениальный химик-самоучка, нет, нужен настоящий пороховой заводик, – продолжил свою мысль Завадский-старший. – И даже в том же пресловутом Китае, где государственное администрирование было всегда на гораздо более высоком уровне, чем в Европе, и где селитру производила сама природа, пороховых заводов не было, и порох для ракет, бамбуковых трещоток и зарядов, годных для подрыва вражеских укреплений, изготавливали умельцы-одиночки.

– А в Европе…

– А в Европе раз – и массовое производство! И едва только пороховое, огнестрельное оружие стало массовым, появляется второй фактор. Назовем его новым сознанием, или, если угодно, новым мышлением. Не улыбайся, Горбачев тут ни при чем. Европа долгие века была исключительно католическим регионом, всякое инакомыслие подавлялось весьма жестоко, достаточно вспомнить альбигойские войны. Католицизм въелся в души, вошел в сознание, изменил менталитет всех европейских народов. И вдруг – трах-бах – гуситские войны, Реформация, Лютер, кальвинизм, протестантство. Как будто бы кто-то, оставаясь за кулисами, подсунул актерам на сцене другой текст. И родилась новая реальность, новый менталитет, который проявил себя ярче всего на удаленных от континентальной Европы территориях – в Англии и Северной Америке.

– Ага, – кивнул Илья. – Эксперимент типа. Люди с новым, как вы сказали, мышлением в противовес мышлению традиционному, католическому. Интересно, но бездоказательно. В школьных учебниках подробно изложены все предпосылки возникновения протестантизма…

– Ай, при чем тут школьные учебники? Это же было только «во-вторых»!

– А есть и в-третьих?

– Конечно! «В-третьих» логически вытекает из «во-первых» и «во-вторых» – вооруженные огнестрельным оружием и новой идеологией носители протестантского мышления переворачивают весь ход мировой истории. Возникает новый общественный строй…

– Капитализм?

– Ты прямо схватываешь на лету. Конечно. Вот смотри – неуклюжий рабовладельческий строй просуществовал тем не менее долгие-долгие тысячелетия. Гораздо более эффективный в экономическом плане феодализм – всего около тысячи лет и был сметен возникшим, как чертик из табакерки, капитализмом. Не везде, конечно, а только в самых развитых странах. Некий «кто-то» словно бы подстегнул историю, открыл шкатулку Пандоры, и на человечество посыпались дары, которые оно с трудом успевало ловить. Развитие европейской цивилизации от последовательного перешло в скачкообразный режим. И мне кажется, я понял, для чего это было нужно нашему «кому-то»…