Читать книгу - "Граф - Василий Горъ"

Кстати, стражник, рассказывавший о введенных мерах безопасности, коснулся не только положительных, но и отрицательных последствий. По его словам, на городских рынках и в лавках значительно выросли цены на продукты, одежду и оружие, мест на постоялых дворах нельзя было найти даже при очень большом желании, а от круглосуточного звона кузнечных молотов, визга пил и тюканья топоров народ стал нервным и злым.

О том, что дорожает все и вся, а на постоялых дворах забиты даже сеновалы, я знал и без него, так как уже имел грустный опыт выбивания места для ночевки для себя и своих людей и регулярно платил за ужины и завтраки. А вот понять, почему народ бесится от шума больше, чем от повышения цен, так и не смог. Впрочем, в тот момент мне было не до таких мелочей, поэтому отряд сразу же двинулся дальше.

Дорога от Орша до Китца оказалась забита стадами, перегоняемыми на восток: раз пять-шесть за световой день мы упирались в бескрайние моря из мычащих, блеющих или ржущих животных и тратили по часу-полтора, чтобы пробиться к противоположному берегу. Кроме этого, наше движение замедляли конные разъезды, попадавшиеся чуть ли не каждые час-полтора, и купеческие обозы. Первые, даже заметив, что группа воинов, передвигающаяся 'пешим по конному', одета в цвета Утерсов, ощетинивались копьями и требовали остановиться. И разрешали нам продолжать движение, только удостоверившись в том, что я — действительно граф Аурон. А вторые, как правило, занимающие всю ширину дороги, принимались бестолково суетиться, и вместо того, чтобы пропустить нас мимо, вынуждали съезжать или сбегать на обочину.

Двигаться с нормальной скоростью получилось только после Китца, когда от стад остались лишь подмерзшие лепешки, обозы куда-то пропали, а ночные заморозки, высушившие лужи и превратившие в камень непролазную грязь, позволили не объезжать каждую яму, а мчать напрямик.

Пытаясь возместить потерянное время, я гнал отряд на предельной скорости. То есть, 'пешим по конному' и практически без остановок: даже Илзе и Суор, передвигающиеся верхом, пересаживались на заводных лошадей чуть ли не на ходу. Поэтому стены Арнорда и раскинувшийся перед ними огромный табор мы увидели не в полдень следующего дня, а поздно вечером.

К моему удивлению, пробиваться через толпу желающих укрыться от войны за стенами столицы не было необходимости, так как стараниями стражников через табор вело несколько проездов, передвигаться по которым просто так было запрещено. Въехать в Восточные ворота тоже оказалось несложно — стоило мытарю увидеть цвета моего сюрко, как козлы, перегораживающие дорогу, сдвинулись в сторону, десяток вооруженных до зубов солдат споро растолкал собравшуюся толпу, а начальник караула, шустренько подбежав к моему коню, с поклоном передал мне запечатанный пакет с приказом немедленно явиться во дворец…

…Въехав в распахнутые настежь городские ворота, я очень быстро понял, почему стражник из Орша упомянул о шуме: несмотря на поздний час, со стороны Стрелецких казарм доносились отрывистые команды десятников, слитно хеканье тренирующихся солдат и лязг стали; чуть левее, над городскими трущобами, стоял непрекращающийся перестук плотницких молотков, а справа, со стороны Торговой Слободы, слышалось громыхание ворот, ржание лошадей и приглушенная расстоянием ругань. Что вместе с непрекращающимся брехом собак и скрипом несмазанных осей здорово давило на уши и… мешало ЧУВСТВОВАТЬ окружающий мир.

Кстати, Илзе пришла к этому же выводу одновременно со мной. Поэтому когда я на всякий случай проверил, как вынимаются из ножен мечи, подъехала поближе и понимающе поинтересовалась:

— Что, слушаешь, но не слышишь?

Я утвердительно кивнул. И тут же понял, что почти всю дорогу из Свейрена пребывал в состоянии прозрения, а теперь, выпав из него, ощутил себя слепым.

— Знаешь, видеть, слышать и чувствовать так, как Видящие, должен уметь любой воин… — буркнул я, затем наткнулся на ее встревоженный взгляд и выставил перед собой ладони: — Ты не поняла! Я хотел сказать, что состояние прозрения здорово помогает выживать!

— Вот сына и научишь… — тут же ответила она и, почувствовав, что я чуть-чуть напрягся, как бы невзначай потянулась рукой к животу.

Улыбка, прячущаяся в уголках глаз, направление взгляда да совершенно спокойное дыхание свидетельствовали о том, что она шутит. Но я все-таки подъехал к ней вплотную и, округлив глаза, 'испуганно' поинтересовался:

— Ты что, в положении?

Не знаю, что Илзе услышала в моем вопросе, но улыбка из ее глаз тут же куда-то пропала:

— Нет. И не забеременею до конца войны…

'…так как не хочу быть отправленной в Вэлш и, сидя там, сходить с ума от страха за тебя и одиночества…' — поняв недосказанное, мысленно закончил я.

Обсуждать эту тему на улице как-то не хотелось, поэтому, кивнув, я чуть пришпорил коня и продолжил смотреть по сторонам…

…Чем дальше мы отъезжали от ворот, тем большим уважением я проникался к тем, кто готовил Арнорд к войне: улицы, способные пропустить через себя ерзидскую конную лаву, перегораживали мощные укрепления. А на подступах к каждому из них проезжая часть оказалась испещрена 'следами копыт' — причудливо разбросанными круглыми ямками глубиной до локтя, которые должны были служить естественным препятствием для скачущих во весь опор лошадей. На крышах домов, расположенных рядом с крупными перекрестками, появились стрелковые позиции для арбалетчиков и лучников, большая часть окон, выходящих на проезжую часть, обзавелась мощными ставнями с прорезями для стрельбы, часть дверных проемов оказалась наглухо замурована, а во дворах появились здоровенные ящики с песком и бочки с водой. Кроме всего этого, у каждого стражника, попадающегося на пути, на поясе или за седлом болтались увесистые мешочки с чесноком, а у их командиров — сигнальные рожки.

Однако, несмотря на то, что все это создавало нешуточные трудности для передвижения, ни стражники, ни горожане, ни гости столицы не роптали. Пришлось смириться и нам. Благо времени, потребовавшихся на то, чтобы, поплутав по кривым улочкам, переулкам и подворотням, добраться до дворца, хватило за глаза…

…Подготовка к войне не обошла стороной и дворец Берверов. Правда, в отличие от города, здесь ее следы мог увидеть лишь тот, кто знал, куда и как смотреть. Я — знал. Поэтому всю дорогу от Золотых ворот до приемной камерария его величества выискивал изъяны. И, как ни странно, находил. Поэтому, переступая порог кабинета графа Тайзера, я готовился объяснять, каким образом подготовленный одиночка, ХОРОШО ЗНАЮЩИЙ систему охраны дворца и прилегающей к нему территории, может добраться до Западного крыла. Однако, оказавшись внутри и увидев, с какой скоростью камерарий вылетает из-за своего стола нам навстречу, на всякий случай загнал себя в состояние прозрения. И почти сразу же почувствовал, что слова приветствия, срывающиеся с губ графа, совершенно пусты.

Так, собственно, и оказалось: покончив с церемониями с невероятной поспешностью, камерарий чуть ли не пинками вытолкал нас в коридор и крайне несолидно для своего возраста, титула и положения понесся по направлению к покоям королевы Майры.