Читать книгу - "Прикоснись ко тьме - Карен Ченс"

– Ладно, для демонстрации сгодится, – заметил палач и, сделав знак своим помощникам, вынул из-за пазухи грязную бутылку с вином. – Вот что ожидает всякого, кто посмеет разгневать короля. Смотри и запоминай, зараза.

Я застыла, не в силах вымолвить ни слова; тем временем палач принялся поливать вином волосы, лицо и шею женщины. Пропитав волосы, струйки вина полились на пол, собравшись в красную лужицу. Я вышла из оцепенения, когда поняла, что сейчас произойдет.

Когда рука палача потянулась к стоявшему рядом свечному огарку, я рванулась вперед.

– Нет! Не смейте! Пожалуйста, мсье, не надо, умоляю вас…

Увидев на лице палача довольную улыбку, я поняла, что поступила так, как ему хотелось, и что он вовсе не собирался останавливаться. Глядя мне в лицо и ухмыляясь, он поднес огарок к факелу, и вскоре на огарке заплясал маленький огонек. Не тратя силы на дальнейшие разговоры, я молча бросилась к палачу и выхватила из его рук свечу, но силы были слишком неравны – двое помощников схватили меня за руки и оттащили прочь. Главный палач, бросив на меня равнодушный взгляд, в котором не было ничего человеческого, улыбнулся, поднял огарок с пола и вновь поднес его к факелу.

Я смотрела, как он подошел к женщине; я не могла не смотреть. В ее светло-карих глазах блеснули слезы, она заморгала, и капли вина начали падать с ее длинных ресниц; затем ее заслонил палач. Часть моего разума говорила, что в последний момент он остановится, что все это розыгрыш, что он не станет, не сможет этого сделать! Меня просто хотят запугать, помучить, чтобы в дальнейшем я была сговорчивее и послушнее; возможно, это и в самом деле было так, но женщину это не спасло.

Все поплыло у меня перед глазами, в голову хлынули мысли, которых раньше у меня никогда не было. Внезапно я начала видеть другие места, других людей, словно кто-то начал показывать мне кинофильм. Сквозь прозрачную дымку я видела женщину и ее палача; затем случилось то, что должно было случиться.

В моей голове вновь зазвучал тот же голос, напоминая, что, живя у Тони, я хоть и не была свободной, но и не знала жестокости. Меня одевали в прекрасные ткани и тончайшие кружева, у меня были книги, гитара и краски, чтобы я не скучала; охранники низко кланялись, когда входили в мою комнату, и не осмеливались садиться в моем присутствии, пока я им этого не разрешала. В моих жилах течет королевская кровь, об этом помнили все. Я никогда не видела сцен звериной жестокости, никогда не знала ужаса. И тут мною овладела дикая ярость. Это несправедливо, такого не должно быть ни ради мира на земле, ни ради вообще неизвестно чего, и неважно, какие высокопарные фразы произносятся по этому поводу! Передо мной над беззащитной жертвой издевается трус и садист, который лебезит перед судьями, прикидываясь невинной овечкой, и творит страшные вещи за закрытыми дверями. И это меня они называют мразью!

Я затрясла головой, пытаясь заглушить звучащий во мне голос, стряхнуть липкую паутину, затянувшую мое зрение; прошла секунда, другая – и мне это удалось. Но я вновь окунулась в кошмар, когда увидела, как палач поднес свечу к лицу женщины, а затем к ее волосам. Пламя занялось мгновенно – с шипением огонь перекинулся с одной пряди на всю голову, а оттуда на плечи. Через несколько секунд вся верхняя половина туловища несчастной превратилась в пылающий факел. Я завопила, потому что больше ничего сделать не могла. Мой крик подхватили другие узники, и комната наполнилась пронзительными воплями и лязгом цепей, скрежещущих по мокрым камням. Мы ничем не могли помочь мученице, но от наших криков содрогнулись стены; женщина не издавала ни звука.

– Мадемуазель Палмер, что случилось? Что с вами? Передо мной маячило лицо Луи Сезара, который тряс меня за плечи. В комнате кто-то вопил тонким, пронзительным голосом; прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что кричу я сама.

– Mia stella, успокойся, успокойся! Оттолкнув француза, Раф крепко прижал меня к себе. Я вцепилась в его мягкий кашемировый свитер и прижалась к нему как можно сильнее, зарывшись лицом в шелковую рубашку. Я вдыхала знакомый запах его одеколона, но он не мог перебить запаха пропахшей мочой камеры и горящей плоти той, что некогда была женщиной чуть старше меня.

Немного погодя я подняла глаза и встретилась взглядом с Луи Сезаром.

– Скажите мне, что она была уже мертва, что она ничего не почувствовала!

Мой голос звучал жалобно, глаза, отражавшиеся в зеркале, были расширены от ужаса. Они напомнили мне глаза погибшей женщины, только она видела вещи куда более страшные, чем я.

– Мадемуазель, я готов помочь вам, чем только смогу, но я не понимаю, о чем идет речь!

Раф поглаживал меня по голове и спине.

– Это было только видение, mia stella только видение! – шептал он. – У тебя и раньше такое бывало; ты же знаешь, что это просто твое воображение, со временем ты все забудешь.

Я затрясла головой, вздрагивая всем телом, и он крепче прижал меня к себе. Я сжала его так сильно, что, будь он смертным, то, наверное, взвыл бы от боли.

– Этого я никогда не забуду, никогда… Они пытали ее, а потом сожгли живьем, а я не могла… я просто стояла рядом, и все…

Чтобы не стучать зубами, я закусила губу. Я навсегда запомню холод того подземелья и тот огарок, единственный источник тепла. Нет, не надо об этом думать; не надо, и все забудется само по себе. Но, повторяя эти слова, я знала, что ничего не смогу забыть.

За свою жизнь я пережила тысячи видений; я видела и прошлое, и будущее, и все они были не слишком приятными. Я видела много страшных вещей, но ничто не повлияло на меня так, как это. Со временем я научилась не принимать близко к сердцу того, что видела, относиться к этому как к теленовостям – это произошло где-то далеко и нас не касается. Но раньше я никогда и не участвовала в своих видениях, не ощущала запахов и не чувствовала страха тех, кто переживал страшное событие. Одно дело – видеть, как произошла автокатастрофа, и совсем другое – быть ее участником. Не думаю, что когда-нибудь смогу забыть взгляд той женщины.

– Бог мой, вы видели Франсуазу? – спросил Луи Сезар, подходя к нам; он казался потрясенным, и я отодвинулась от него подальше.

– Не прикасайтесь ко мне!

Раньше от него пахло дорогими духами, но теперь мне казалось, что я чувствую запах горелого мяса. Я не просто боялась, что он ко мне прикоснется, я не желала находиться с ним в одной комнате.

Луи Сезар отошел в сторону и нахмурился.

– Искренне сочувствую вам, мадемуазель. Я не хотел, чтобы вы это видели, ни в коем случае.

Раф взглянул на него.

– Теперь вы довольны, синьор? Я же говорил, что не следует применять «слезы»! Когда она расстроена или волнуется, видения приобретают крайне неприятную форму. Но меня же никто не слушает. Может быть, теперь вы станете умнее.

Он замолчал; подошел Мирча и протянул ему хрустальный стакан.

– Пусть она это выпьет, – сказал он, и Раф взял у него питье.