Читать книгу - "Враг рода человеческого - Вольфганг Хольбайн"

— Думаю, что я должен вам объяснить… — начал было он.

— То, что вы сделали, было очень любезно с вашей стороны, — перебил его Себастьян.

Бреннер не понял, что тот имел в виду.

— Я слышал обрывок вашего разговора с девушкой, — продолжал Себастьян, отвечая на немой вопрос Бреннера, и показал рукой сначала на поднос, а затем на дверь: — Мне было очень трудно сразу открыть дверь, и я невольно подслушал то, о чем вы говорили. Вообще-то такое несвойственно мне, но в данном случае я об этом не жалею. Вы произвели на меня несколько другое впечатление при первой встрече. Теперь я понимаю, что оно было обманчивым, — он выглядел смущенным, произнося эти слова.

— Она слишком молода для меня, — сказал Бреннер. Слова Себастьяна тоже смутили его. — Кроме того, мой поступок был не таким уж бескорыстным, как вам это кажется.

— Неужели?

— Мне просто стало искренне жаль девчонку, понимаете? — Бреннер сознавал, что это безумие, но ничего не мог поделать с собой: он чувствовал необходимость оправдываться только потому, что испытал на минуту к девушке дружеское участие. Но почему, черт возьми? — И потом, мне было приятно сознавать, что я могу сделать доброе дело, потратив всего одну монетку, брошенную в телефон-автомат.

— Вы охотно творите добро? — поинтересовался Себастьян.

Бреннер совершенно смутился. При любых других обстоятельствах и в любом другом месте этот разговор показался бы ему высокопарным и глупым, но здесь подобного впечатления не возникало. Может быть, все дело было в том, что Себастьян сменил свой костюм лесоруба на монашеское одеяние — ряса многое значила даже для такого агностика, каким считал себя Бреннер. Ведь подобное одеяние обычно носили люди, с которыми традиционно связывали такие понятия, как доверие, понимание и самоотвержение. Как и любой другой человек на его месте, попади он в такую ситуацию, Бреннер внезапно ощутил робость.

— Почему бы и нет, — уклончиво ответил он. — Ну да. Думаю, что это действительно так.

— В таком случае вы должны знать, что никто из творящих людям добро не поступает в ущерб себе, — сказал Себастьян. — Ведь это всегда сделка. Вы делаете доброе дело и получаете что-нибудь взамен — благодарность, признательность или просто внутреннее сознание того, что совершили хороший поступок. Но это не умаляет сделанного вами добра.

Бреннер никогда еще не смотрел на эту проблему с подобной точки зрения. Он не был полностью уверен в справедливости высказанной великаном мысли. Если эти представления Себастьяна распространялись также на сущность евангельского учения, то такое понимание христовой заповеди, надо сказать, было чересчур упрощенным. С другой стороны, не были ли все великие истины просты?

Бреннеру не понравился ход собственных мыслей. Он резко сдвинулся со своего места у двери, подошел к окну и стал так, что ему были одновременно видны и Себастьян, и часть зимнего пейзажа в оконном проеме.

— Если уж мы завели об этом речь, — сказал он, не глядя на Себастьяна, — то я должен заметить, что до сих пор еще не поблагодарил вас за оказанную нам помощь. Надеюсь, из-за нас у вас не будет никаких неприятностей.

— С братом Антонием? — Себастьян, по-видимому, помнил каждое свое слово. — Честно говоря, я еще до сих пор не сообщил ему о вас. Но он вряд ли оторвет мне за это голову.

— Хотите, я сам с ним поговорю? — предложил Бреннер.

Себастьян усмехнулся. По всей видимости, Бреннер, сам не понимая того, предложил что-то необычайно глупое.

— Вряд ли в этом будет какая-нибудь необходимость, — сказал великан. — К тому же я не уверен, что из этого что-нибудь получится. Брат Антоний очень редко принимает посетителей.

— У вас здесь, по-видимому, вообще чрезвычайно редки гости, да? — спросил Бреннер, вновь бросая пристальный взгляд на Себастьяна. Если тому и не понравилось любопытство Бреннера, то он умело скрыл свое недовольство.

— Собственно говоря, их никогда не бывает, — признался он. — Мы живем здесь очень уединенно. Мы полностью отрезаны от мира, из которого вы с девушкой явились к нам. Иногда чувствуешь себя здесь очень одиноким, но это одиночество необходимо для того, чтобы иметь возможность сосредоточиться на нашей задаче.

Бреннер не осмелился спросить, о какой задаче идет речь. У него не было ни малейшего желания пускаться с Себастьяном в теологическую дискуссию. Он попросту опасался нечаянно проговориться о том, что он сам в действительности думает обо всем этом маскараде. Хотя тема “добрых дел и вознаграждений за них” уже прозвучала, и Бреннер как-то очень неловко поблагодарил своего спасителя за помощь.

— Вы сдержите свое слово? — внезапно спросил Себастьян.

Вопрос озадачил Бреннера.

— Вы имеете в виду слово, данное Астрид? Не сообщать ее родителям ее местонахождение? — переспросил он и задумался, не зная, что ответить. Он не принял еще по этому поводу никакого решения. Да и какое тут могло быть решение? У Бреннера не было никакой причины нарушать данное им слово. Наконец он пожал плечами и сказал: — Думаю, что если я нарушу слово, это не принесет никому из нас пользы. Хотя, вероятно, именно это и нужно было бы сделать. Бродяжничество — небезопасное дело для такой девушки, как Астрид.

— Вы должны быть очень осторожны, — сказал Себастьян. — Она вам доверяет. Если вы обманете ее доверие, это принесет больше вреда, чем пользы.

Как будто Бреннер сам об этом не знал! Однако, несмотря на это, он сказал великану:

— Мне кажется, что вы действительно слишком далеки от реального мира. Вы представляете себе, что может случиться с шестнадцатилетней девочкой, которая в полном одиночестве бродит по свету?

— Она вовсе не в полном одиночестве, — сказал Себастьян. — Рядом с нею Бог.

Убежденность, звучавшая в словах Себастьяна, почему-то разозлила Бреннера. Он попытался несколько сдержать свой цинизм, всегда прорывавшийся в его высказываниях, когда он говорил о религии, но это ему не совсем удалось.

— В таком случае, я надеюсь, что он будет рядом с ней и в тот момент, когда она попадет в руки какого-нибудь бессовестного парня, который сначала приучит ее к наркотикам, а потом пошлет на панель зарабатывать на них. Простите, я вовсе не хочу вас обидеть, но боюсь, что…

— …что я понятия не имею, как в действительности обстоят дела в вашем мире? — закончил за него Себастьян и покачал головой. Он, по-видимому, был задет за живое, но не сердился на своего собеседника. — Жить вдали от мира не значит быть совершенно чуждым ему, мой друг. Или быть круглым дураком. Я знаю все те опасности, о которых вы говорите. Знаю даже слишком хорошо. Я даже согласен с вами в том, что было бы разумнее нарушить данное вами слово и вернуть девушку домой. Если хотите, я сейчас же извещу соответствующие органы. Но не забывайте при этом, какой вред мы нанесем душе этой девушки.

— Ее душе? — переспросил Бреннер голосом, в котором звучала неприкрытая насмешка. Ему было жаль, что их разговор пошел по этому руслу, но он винил в этом скорее Себастьяна, чем себя С чего все это началось? У Бреннера и в мыслях не было закладывать Астрид Так зачем же он всего лишь одной фразой представил дело так, будто собирается нарушить свое слово?