Читать книгу - "Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан"

Глаза этого существа как будто пронзали Элис насквозь, те же сия­ющие, словно драгоценные камни, черные глаза, которые высмат­ривали ее на чердаке дома. Она чувствовала, что вся дрожит, по­этому попятилась в тень. Вдруг он ее узнал? Он смотрел вниз, на священника. Наверное, все-таки не узнал.

Ворон вышел в пятно света, отбрасываемого пламенем свечей, и она смогла как следует его рассмотреть. Кожа да кости, на плечах плащ из черных перьев, черные волосы стоят дыбом, намазанные маслянистым дегтем, а приклеенные к ним перья образуют подо­бие черной короны. Его лицо, теперь отчетливо видное, было из­рыто чудовищными наслоениями шрамов, глубоких, но коротких; некоторые из них распухли и нагноились, некоторые успели зажить, а некоторые еще сочились кровью. От этого существа разило мерт­вечиной.

Элис смотрела, как он приближается. Монах вздрогнул, когда Во­рон склонился к его уху и зашептал на латыни.

— Пророк, — произнес он. — Это ты Жеан, которого все назы­вают исповедником?

— Я не заключаю сделок с дьяволом.

— Я не дьявол. Ты будешь помогать нам, пророк. Если у тебя есть дар, я объясню тебе, как это делается.

— Откуда ты знаешь наш язык, чудовище? — спросил исповедник.

Жеан понимал, что его бьет дрожь, как это часто случалось, ког­да он гневался, и он проклинал себя, понимая, что враги могут при­нять эту дрожь за проявление страха.

— Меня тоже готовили в монахи, некоторое время.

— Значит, ты отвернулся от Христа.

— В Сен-Морисе Он нашел меня, — Ворон сжал кулак, выста­вив два пальца, — и там же, в Сен-Морисе, Он вышвырнул меня. — Он уперся рукой в пол. — Обращение происходит двумя путями, исповедник.

Жеан сглотнул комок в горле. Он знал название монастыря. Аб­батство Сен-Морис — это обитель августинцев на востоке, в Валезанских горах. Один из главных оплотов христианства, известный своими сокровищами и реликвиями, а также песнью веков, laus perennis — монахи начали петь псалмы примерно четыреста лет на­зад и с тех пор, сменяя друг друга, не умолкали ни разу. Как же по­добное чудовище могло появиться в таком месте?

— Откуда ты знаешь меня?

— Слышал о тебе. Мне говорили, что я должен бояться тебя.

— Бойся Господа, — сказал Жеан, — ибо Он готовит особенные испытания таким, как ты.

Ворон улыбнулся.

— И таким, как ты, кажется, тоже.

Элис пыталась понять, что за акцент слышится в речи Ворона. Точ­но северный, но не такой, как у данов. Он походил на акцент купца.

— Ты можешь заставить монаха найти девчонку? — спросил Зиг­фрид.

Элис не поняла слов, однако догадалась, о чем идет речь, по его нетерпеливости и жестам.

Ворон кивнул, отвечая на латыни:

— Если времени мало, может, и смогу, а может, и нет. Если вре­мени будет много, точно смогу.

Король рассердился, взмахнул рукой, обводя свой лагерь и, как догадалась Элис, требуя, чтобы Ворон поторопился.

— Тогда попытаемся. Прибегнем к быстрому способу. Монаха он убьет, но мы все узнаем.

Ворон снова говорил на латыни. Элис понимала, что, прибегая к языку, который король понимал плохо, этот монстр наслаждался своим превосходством, даже своей властью над королем. И еще он угрожал монаху.

Король сказал что-то по-своему.

— Он считает, что держать тебя в лагере живым опасно, испо­ведник. Неужели он не понимает, что за твоими останками тоже придут, это же реликвия? Может, мне перемолоть их в порошок?

— Никто не станет меня искать, — солгал исповедник.

— Напротив. Даже мертвый ты будешь сплачивать людей, одна­ко не будем забегать вперед.

— Сколько времени нужно? — спросил Зигфрид.

Последовал новый обмен репликами на языке северян. Элис чувствовала, что король не доверяет Ворону. Зигфрид возвысил голос.

Ворон пожал плечами и склонился над исповедником, сидящим на полу. В свете огня искореженное тело монаха напомнило Элис скрюченный огарок свечи, а черный силуэт, согнувшийся над ним, походил на его тень.

— Ты станешь помогать нам, исповедник? Станешь служить нам своими способностями? Это будет стоить тебе недорого. — Ворон говорил на латыни.

Ответом Ворону стало молчание.

— Ты знаешь, как проявляется магия? — спросил Ворон.

Монах ничего не ответил, но Элис чувствовала исходящий от Ворона холод, от него веяло неким высокогорным и уединенным местом и чем-то еще, чего она не могла понять. Ей хотелось назвать это одиночеством, но она не могла представить, чтобы это суще­ство испытывало какие-то человеческие чувства.

Ворон продолжал:

— Я знаю. Через потрясение. Мысли человека переплетаются, словно нити на ткацком станке. Если в тебе живет магия, то она — единственная ниточка, затканная другими, иллюзиями повседнев­ной жизни: голодом, похотью, болтовней ваших святых отцов, ощу­щениями и запахами внешнего мира. Эти иллюзии можно прогнать. Необходимо нечто, оставляющее шрамы, переворачивающее, об­ращающее мысли в хаос. Нечто, что перерезает простые нити и оставляет ярко сиять одну истинную, магическую нить. Ваши от­шельники достигают этого через уединение: в одиночестве мысли начинают натыкаться друг на друга, обнажая скрытую под ними магическую сущность. Ваш Христос сделал это на кресте; он вызы­вал молнию и оживлял мертвецов, тогда как остальные вокруг не­го могли только болтать и умирать. Не каждому дано этого достичь, или, точнее, можно достичь разного. Некоторые начинают проро­чествовать. Некоторые видят вдаль в пространстве, но не во вре­мени, помещая свой разум в тело ворона и летая в вышине. Неко­торые замедляют время и видят все происходящее вполовину быстрее, становясь могучими воинами. Большинство же может только кричать.