Читать книгу - "Дети Империи - Олег Измеров"

– Спасибо… Извините, вечная привычка спешить… Я там не сломала каблук?

Опираясь на плечо Виктора, она другой рукой сняла туфлю и внимательно ее осмотрела.

– Фух, вроде все в порядке, – сказала она, водворяя туфлю на место. – Эта мода не для таких лестниц. Интересно, а в брючном костюме и туфлях на низком каблуке я тут не буду странно смотреться?

– А как нога? – осведомился Виктор.

– С ногой все в порядке. Когда-то я занималась парашютным спортом. Прыгала с вышки в парке и даже один раз с самолета Осоавиахима в Бордовичах.

– Не страшно было?

– Я закрыла глаза, и меня вытолкнули. А вы тоже сегодня первый день?

– Да. Кстати, хотел спросить: здесь по этому поводу принято проставляться или что-то в этом роде?

– В обед будут пить чай.

– Чай, в смысле…

– Никакого смысла. Чай в смысле чая. Разве вы не читаете газет?

– Стыдно признаться, но есть такое упущение… Значит, сладкое за мной. Сладкое в смысле сладкого, а не горького.

– Слушайте, да вы просто галантный кавалер…

– Захвалите, Зинаида Семеновна.

– Давайте просто Зина. Знаете, непривычно, когда время идет: все время Зина, Зиночка, Зинуля… а теперь вот Зинаида Семеновна. Не будем форсировать.

– Тогда я просто Виктор.

– А у меня, Виктор, есть свежий краснодарский чай…

Тут дверь с улицы распахнулась, и в помещение влетела раскрасневшаяся от легкого мороза Вэлла.

– Викто́р! Вы здесь? Как первый день? Мы тут шли мимо, и я решила заскочить. Говорят, вам привезли машину. Вы ее мне потом покажете? Электронные машины – это так прогрессивно! Ученые спорят, могут ли они мыслить.

– Могут ли мыслить ученые?

– Вы шутник! Конечно, машины. Покажете, да? Я убегаю на лекцию. У вас ворот завернулся. – И она быстро подправила Виктору ворот рабочего халата. – До вечера! – сказала она, уже вылетая за дверь.

– Извините, Виктор, а это…

– Вэлла. Подруга подруги соседа по комнате.

– А-а… Слушайте, а чего хочет от вас эта Вэлла?

– Скорее всего, стать вдовой профессора.

– Да? Думаю, ей придется ждать долго.

– Ну я тоже надеюсь…

– Знаете, Виктор, просто я, наверное, не совсем понимаю иногда нынешней деловитости и раскованности. Вот так вот раз-раз, а потом всякие сплетни идут, а тем более если, скажем, у вас семья…

– У меня нет семьи. Точнее, была семья, были дети, и все это в одночасье потерял. Так жизнь обернулась.

– Простите… Я не хотела причинить вам боль…

– Ничего, все нормально. Надо жить.

– Да… У меня тоже была семья. Точнее, почти была. Я вышла замуж, детей еще не успели завести, мужу дали хорошую должность на стройке… это на Урале… Ну вот, а там еще был нулевой цикл, все только закладывали, он поехал, сказал, что скоро коттедж получит, тогда чтобы и я туда выезжала. Ну потом получаю письмо, пишет, что встретил другую женщину, что счастлив и просит развода. Я не стала отказывать… Да, я вас, наверное, отвлекаю?

– Все нормально, я наверх за дрелью.

– А я вот тут с черновиками, дали перепечатать. Ну ладно, увидимся в обед!

…Вдоль лабораторного корпуса шли сквозные застекленные галереи, по которым можно было пройти в торец старого корпуса, выходящий на Джугашвили. Вэлла же в перерыв, видимо, чесанула прямо через двор. Ну и шустрая!

В начале обеда Виктор заскочил в ближний гастроном, в расчете взять для торжества большой торт. Но тортов почему-то не было («Берут обычно в фабрике-кухне», – объяснил продавец), поэтому пришлось набрать в большую картонную коробку песочных пирожных-корзиночек, украшенных разноцветным кремом и желе («С кремом и фруктами не сезон»).

Зайдя на кафедру, Виктор обратил внимание на кульман – там уже на листе двадцать четвертого формата красовалась компоновка тягового привода тепловоза с предложенным им позавчера поводковым карданом. Быстро, однако, идею в чертежи превратили…

Вторая половина дня прошла как-то незаметно, в работе под музыкальные ритмы из трансляционного динамика, который был и в лаборатории. Виктор заметил, что трансляционные динамики здесь были везде, где только можно – во времена его детства было почти так же, – и всегда были включены. «На случай внезапного нападения, наверное…» Сетка вещания днем была организована, как на «Маяке» – полчаса музыки, в основном легкой, создающей рабочий настрой, минут пять новостей. Классика и познавательные передачи сдвинуты на вечер. Видимо, для повышения производительности труда.

Вообще, отметил про себя Виктор, здесь почему-то бросается в глаза в первую очередь то, чем этот мир отличается от нашего, – всякие незначительные детали, какая-нибудь ерунда. Например, фасоны женских платьев или то, что у многих женщин на чулках сзади шов. А вот отвертка – она как была, так и есть отвертка… Стоп. Отвертка действительно «как была, так и есть», крестовая, а тогда-то была шлицевая. И шурупы крестовые. Значит, раньше перешли.

Подумаем о планах на будущее. «У вас есть план, мистер Фикс?» Планов пока никаких. Жизнь как-то спокойно направила его в определенную колею: есть какой-то минимально достаточный комфорт, работа чувства тяжести или отвращения не вызывает, хотя требует усилий, но это вроде как на лыжной прогулке, когда человек энергично работает руками и ногами, но прелесть окружающего пейзажа и радость движения снимает у него чувство усталости. Да и все вокруг работают в каком-то общем потоке, и ритм этого потока, казалось, кто-то задает. Простой обыватель, попав в эту колею, оказывается добросовестным, трудолюбивым и порядочным – как все; не пьет и не курит – как все; заводит семью – как все; растит детей – как все. В общем, вовсю используются стереотипы патриархально-крестьянского уклада, поскольку даже в городе большинство недавно из деревни. И это оказывается эффективнее, чем наши попытки ломать менталитет и напрягать каждого ежедневной необходимостью выбора всяких предлагаемых шмоток, разнообразных, но по сути одинаковых; напрягать ежечасным ожиданием от жизни гадости – банкротства фирмы, в которой работаешь, очередной реформы, которая взамен порядка, а он хоть плохо, но устраивал, дает неизвестно что и почему-то почти всегда хуже, чем было, ожиданием посягателей на твой материальный и духовный мир, начиная от воров и кончая уродами, ломающими деревья под твоим окном, чтобы поставить машину или вовсе торговую точку; наконец, напрягать постоянным нагнетанием чувства, что ты не человек, если не отдашь последний рубль, чтобы купить какую-нибудь не нужную тебе плазменную панель больше стены или не нужную тебе машину, на которой ты будешь ездить только потому, что ее негде оставить. Вещи в нашей жизни из благ превратились в морфий, который обыватель вкатывает себе все больше и больше, чтобы подавить вызванный рекламой абстинентный синдром.