Читать книгу - "Падение в бездну - Валерио Эванджелисти"

Он был не в состоянии реально оценить эффективность своей позиции. Целиком погруженный в мрачную меланхолию, он слабо реагировал на внешние раздражители. Когда он заговорил, было такое чувство, что он обращается сам к себе.

— Костер стал позором, но процесс был еще позорнее. Вместо того чтобы предъявить узникам обвинение в кальвинизме или даже в ереси, кардинал де Лорена начал утверждать, что они состояли друг с другом в кровосмесительных связях: мать с сыном, брат с сестрой. Чудовищно. Если бы Джулию обвинили в такой мерзости, она бы покончила с собой.

— Успокойтесь, этого не случится.

Михаэлис налил Симеони еще вина и почти силой заставил выпить.

— Может, кардинал де Лорена и впал в излишество, не отрицаю. Все Гизы фанатики. Но вы должны отдать себе отчет, что раковую опухоль гугенотства надо уничтожить любыми средствами, и без всяких поблажек. Если вы добрый католик, вы не можете с этим не согласиться.

Симеони осушил бокал. Его красивое лицо стало красным и отечным.

— Не знаю, добрый ли я католик. Может, и нет. Но я всегда поддерживал Римскую церковь. Даже когда слушал рассказы о зверствах в Англии Марии Кровавой. Даже когда мне говорили о женщинах, зарытых заживо во Фландрии только потому, что их заподозрили в сочувствии к Реформации.

Михаэлис сделал небрежный жест.

— Все это преувеличения.

— Может быть. Но я своими глазами видел, как в двух кварталах отсюда толпа разорвала на куски несчастную старуху. Кюре огласил ее с амвона, потому что она не явилась к причастию.

— Это закон государства. Священник обязан заявить о тех, кто пренебрегает причастием.

— Продавца книг сожгли на костре по тому же обвинению, а он не мог ходить к причастию, потому что хромал.

— Это самое распространенное оправдание.

— И верхом нелепости было обвинить в инцесте арестованных на улице Сен-Жак. Не знаю, как Господь сможет простить кардиналу де Лорена и королевскому дому эту ложь. Не хотел бы я, чтобы в один прекрасный день такое обвинение было предъявлено королю или королеве и народ отреагировал бы таким же насилием.

Губы Михаэлиса растянулись в тонкой усмешке.

— Вы тоже занимаетесь пророчествами, доктор Симеони? После того, как написали «Монстрадамуса»?

Улыбка вдруг погасла.

— Послушайте, друг мой. Вас не касаются ни английская королева, ни гугеноты во Фландрии, ни местные кальвинисты. Для вас имеет значение только Джулия Чибо-Варано, не так ли?

Симеони кивнул.

— Прежде всего она.

— Прекрасно. Так знайте же, что я хлопочу о ее освобождении. Ее жизни ничто не угрожает, но думаю, что ей несладко в подземельях Шатле, в цепях, на мокрой подстилке. Более того, известно, что люди наместника особенно интересуются заключенными женского пола. А увидев в своей власти такое красивое, цветущее тело…

Симеони судорожно вздрогнул, застонал и сбивчиво заговорил:

— Боже мой! Но вы же не хотите сказать, что Джулию…

— Нет-нет!

Падре Михаэлис поднял руки:

— Эта женщина находится под моей личной защитой. И так будет, пока мне не удастся ее освободить. Я рассчитываю, что это получится достаточно быстро. И тому немало будут способствовать услуги, которые вы, господин Симеони, оказываете церкви.

Он налил собеседнику еще вина.

Итальянец жадно осушил бокал.

— Что я могу для вас сделать? Сочинить еще один пасквиль против Нострадамуса?

Язык у Симеони заплетался, и вместо последней фразы получилось какое-то дикое нагромождение слогов.

— Нет, вашего выпада более чем достаточно. Обвинение в колдовстве, которое вы сформулировали, должно дойти до нужных ушей. Я прошу вас о другом. Когда мы с вами познакомились, вы сказали, что и вы сами, и Нострадамус принадлежали ранее к какой-то секте некромантов, которой руководил некто Ульрих из Майнца.

Осовевшие глаза Симеони на миг прояснились.

— Иллюминаты. Вы об этом хотите узнать?

— Да, прошу вас.

— И Джулия будет спасена?

— Я сделаю для этого все возможное.

— Тогда слушайте внимательно. Это долгая история, и я с ней знаком только отчасти.

Симеони, давясь слезами и отрыжкой, говорил с четверть часа, потом заключил:

— Ульрих жив, но очень болен. Точно не знаю, где он находится, но могу предположить, что кружит возле Нотрдама. Хочет поквитаться.

Михаэлис выслушал рассказ, прикрыв глаза.

— Смотри-ка… — пробормотал он, — гностическая секта в середине шестнадцатого столетия. Вот уж не ожидал ничего подобного.

Он взял бокал и отпил глоточек.

Лавочник, сидя на соломенном стуле возле стойки, перелистывал какую-то брошюру. Михаэлис не смог сдержать улыбки. Он узнал сборник пророчеств Нострадамуса за текущий год.

Симеони совсем опьянел и сидел, раскачивая голову из стороны в сторону.

— Вы обещаете сделать все возможное, чтобы спасти Джулию? — пролепетал он, бросив на Михаэлиса отчаянный взгляд. — открыл вам вещи, которых не знает ни одна живая душа.

— Вы прекрасно поступили. Мое положение не позволяет мне давать обещания и клясться, но заверяю вас, что позабочусь о Джулии самым подобающим образом.

Михаэлис встал.

— И что вы теперь думаете делать? Присоединитесь к армии герцога де Гиза?

— Да. А потом, если Джулия выйдет на свободу, уеду в Италию. Я разыскиваю…

Симеони задохнулся в приступе кашля и не закончил фразы.

— Тогда желаю удачи.

Михаэлис сделал прощальный жест, подошел к стойке и бросил на нее несколько монет.

— Когда он допьет этот графин, принесите ему еще, — сказал он хозяину — Я вижу, вы умеете читать. Если умеете еще и писать, записывайте все, что он будет бормотать в опьянении. А когда заснет, вышвырните его вон.

Лавочник, здоровенный краснолицый детина с густыми усами, нахмурился и спросил:

— Это грязный гугенот?

— Нет, это несчастный придурок.

Михаэлис двинулся к выходу, но на пороге обернулся и указал на брошюру в руках лавочника.

— Вы читаете Нострадамуса. Что такого особенного вы в нем нашли?

Бычьи глаза лавочника просияли.

— О, это так захватывает… Знаете, что он предвидел в прошлом месяце?

— Понятия не имею.

— Слушайте. — Детина сунул нос в брошюру и с большим трудом прочел:

Froid, grand deluge, de regne dechassé

Niez, discorde, Trion Orient mine,

Poison, mis siège de la cité chassé,