Читать книгу - "На изнанке чудес - Юлия Флоренская"

Двенадцать часов. Через какие-то двенадцать часов для нее наступит пора перемен. Так в застывший мир приходит весна, свергая порядки строгой, холодной зимы.

Прежде чем погрузиться в утренний сон, она еще некоторое время слушает пение легкокрылых миреид, которые замолкают с восходом, чтобы впитать в себя музыку нового дня.

Близился вечер. Теора сидела на горячем гладком валуне, теребя спелый колос винетины. На лугу водили хоровод девушки с пестрыми лентами в косах, а в стороне, не теряя бдительности, стояли на страже призрачные Незримые. В свете желтого солнца их было почти не разглядеть.

Отчего же Теоре так хорошо и тревожно одновременно? В груди поднималось и вновь затихало странное, неведомое доселе чувство. Хотелось убежать, куда глаза глядят. Хотелось петь и плакать от счастья.

— О чем думаешь? — вывел из полузабытья журчащий голос Тертеи.

— Мама?

— Тсс! Не шевелись! Гляди, какая ящерка! Золото с изумрудом. — Тертея нагнулась и протянула руку. Ящерка сиганула в траву прыткой молнией.

— Ну вот, спугнула! — улыбнулась Теора и замолкла. Мать подняла на нее чересчур уж серьезный взгляд.

— Я вижу тебя насквозь, — театральным шепотом произнесла она. — Ты сомневаешься, стоит ли связывать жизнь с Незримым. Ведь кто-то прекрасно обходится и без покровителей. Не так ли?

Теора не знала, что ответить. Мать вечно строила из себя прозорливую и вела себя так, словно ей известны потаённые глубины человеческой души. Но она редко когда угадывала мысли. Насчет Незримого сомнений не оставалось. Беспокоило другое. И на сей раз Тертея попала в яблочко.

— Незримые почти не уязвимы. Но я должна кое о чем предупредить. Если твой Незримый защитит другого человека, то сделается его хранителем. И тогда по возвращении в Энемман Незримой станешь ты.

Теора ощутила спиной покалывание крошечных льдинок, хотя луг стоял в знойном мареве.

— Я не боюсь, — выдавила она. — Я собираюсь подготовиться и быть во всеоружии.

— Кстати о подготовке. Платье только что доставили.

Дочь точно ветром сдуло. За все свои неполные семнадцать лет она ни разу не бегала на длинные дистанции с таким энтузиазмом.

* * *

…Теора еще немного покрутилась перед зеркалом. Она решительно не понимала, как можно добровольно отказываться от того, чего многие в Энеммане жаждут с самого рождения. Взваливать на себя груз ответственности за собственные ошибки глупо, когда есть тот, с кем этот груз можно разделить. Антея намекала, что собирается отречься от Незримого. А он почти наверняка был неподалеку. И если он все слышал, то как, должно быть, опечалился. Ужасно, когда от тебя отрекаются. Но еще ужасней, если отрекаются, так и не увидев твоего лица.

Украшения из солнечной проволоки Теора приготовила заранее: два браслета с аметистами на правую и левую руку, ожерелье в виде переплетенных ветвей и диадема с огромным хризолитом по центру.

— Незримый ни за что меня не предаст, — сказала она своему отражению. — Защитить другого человека? Как бы ни так!

Один вид подарочной коробки, где лежало платье, вызывал предвкушение сказки, извлекал из залежей памяти давно забытые образы и вызывал безотчетную улыбку. Что уж говорить о платье? На подоле и лифе золотились цветы. Вышивка поражала изысканной красотой. И если бы Теора не знала, что платье шито у мастера на заказ, то решила бы, что это дело рук Тертеи.

На дне коробки она обнаружила серебряное кольцо. Незамысловатое, широкое, с черненой надписью на непонятном языке.

«Его нужно будет надеть на средний палец. В знак того, что отныне мною движет благородная цель», — вспомнила она бабушкины слова. И у Медены, и у деда Джемпая, и у каждого из родителей на среднем пальце красовалось по такому кольцу. Никто даже не пытался расшифровать загадочную надпись. Когда Теора приставала к родным с вопросами, они сами делались загадочными и, точно сговорившись, отвечали: «Со временем смысл откроется».

Она примерила кольцо — и тотчас стряхнула с руки. Серебро жгло кожу. То ли оттого, что Час Встречи еще не настал и Теора нарушила правила. То ли оттого, что она увидела Незримого раньше положенного срока. А если на церемонии кольцо по-прежнему будет жечься? Неужели ее с позором выгонят из родительской чаши? Неужели Незримый от нее отвернется?

Щеки запылали, как два малиновых заката. Да что это с ней, в самом деле?!

Помотав головой, Теора прикрыла дверь в спальню и с миниатюрными розочками в зубах принялась за прическу.

* * *

Еще более красивый и притягательный, чем десять лет назад, Незримый присутствовал во время торжественных речей бабушки Медены и деда Джемпая. Потом, путая слова и запинаясь, заговорила Тертея. А за нею последовали избитые, отдающие нафталином назидания Шеореда.

В продолжение всех напутствий Теора в упор смотрела на Незримого, нисколько не стесняясь. Она снова могла его видеть. Когда родные заподозрили неладное, было уже поздно. Окруженный извечным сиянием, Незримый выступил вперед — и Теора подалась ему навстречу. Без неловких моментов здесь, конечно, не обошлось. Именинница наступила на длинный подол платья — и ткань с треском разошлась по швам. Бабушка ахнула, мать взмахнула веером, прикрывая неуместную улыбку, а дед только языком прищелкнул. Зато Теора даже не придала этому значения.

— Сколько лет, сколько зим! — воскликнула она и бросилась Незримому на шею. О да, теперь она могла не только до него дотронуться, но и обнять. Без опаски рассмотреть каждую черточку на его дивном лице, взять за руку, провести пальцем по узорам на шелковых одеждах, которые струились до самой земли, приоткрывая лишь носки туфель. Никаких запретов, никаких преград.

У Шеореда отвисла челюсть. Он едва сдержался, чтобы тут же не броситься к дочери и потребовать объяснений. Шеоред во всем любил придерживаться порядка. Тайны и недомолвки были ему не по нутру. В людях он предпочитал два качества: честность и прямоту. И если быть честным, то честным во всём, вплоть до работы со скульптурами из шингиита, когда ни один удар по камню не пропадает впустую.

— Вот мы и встретились наконец, — тихо проговорил Незримый. А затем мягко отстранил Теору от себя. Как и полагалось на Часе Встречи, он отвесил чинный поклон, приложив руку сперва к сердцу, а затем ко лбу. Это означало, что он не оставит Теору ни в радости, ни в горе и защитит, какая бы беда ни приключилась.

Бабушка Медена при этой сцене так растрогалась, что невольно пустила слезу. Дед легонько тронул ее за локоть и шепнул:

— Кольцо! О кольце не забыли?

Кольцо с таинственной гравировкой Теора всё это время держала в полотняном мешочке за поясом. Протянула Незримому, зажмурилась. Если сейчас оно опять опалит кожу, худо ей придется.

Незримый бережно взял ее за руку. На миг Теоре показалось, будто ее окутал плотный поток теплого ветра. Надпись на кольце вспыхнула голубым пламенем и погасла. А в следующую секунду драгоценность уже сверкала на ее пальце. Кольцо больше не жглось.