Читать книгу - "Пока смерть не разлучит нас - Марина Ефиминюк"

Светлые боги, если вы нe хотите, чтобы я вышла замуж за кусок айсберга и превратилась в мать маленьких синеглазых «сосулек», то самое время что-нибудь предпринять. Предлагаю обрушить потолок.

Я вздохнула, опустила руки в чашу… и меня ударило мощным магическим разрядом. Из груди выбило воздух, в глазах потемнело, а цветы на платье мигом съежились. К стене не отлетела только благодаря жениху, проворно схватившему меня за плечи.

К несчастью, в борьбе за равновесие невесты не устояла венчальная чаша. Посудина закачалась своей на длинной ножке, как корабельная мачта. Обрядник попытался спасти реликвию, но сила притяжения победила. Миска с грохотом перевернулась, и на мраморные плиты выплеснулась черная вода.

— Ой, — испуганно пролепетала я в ошеломленной тишине и очень громко чихнула.

Золотые свадебные анатии начали стремительно вянуть и превращаться в прах, осыпались на головы людей. Гости отмерли и возбужденно загалдели, словно стая ворон.

— Аделис? — призвал меня к ответу Гидеон.

— У меня аллергия на цветочную пыльцу, — выпалила я.

— Я про это!

На моем левом предплечье, от сгиба локтя до запястья, тянулся цветочный орнамент, словно нанесенный черной тушью. Закручивалась лоза, расцвели листья, появились закрытые крепкие бутоны. Слово, которое я пробормотала, приличная эсса не имела права знать, но оно очень точно отразило размах происходящего абсурда.

— Святой брат, что происходит? Это ведь проклятие? — подскочила мама. — Как вы допустили, чтобы мою дочь прокляли в светлом храме во время свадебного обряда?!

— Уважаемая эсса, откройте пошире глаза, — взбеленился обрядник, и матушка без преувеличений пошла красными пятнами. — Это не рисунок проклятия, а брачная метка! Ваша дочь повенчана!

— С кем?! — изумленно в три голоса уточнили мы. Другие теперь сомневались, но я-то точно знала, что с утра проснулась незамужней.

— Определенно не с ним, — святой брат ткнул пальцем в Гидеона, выразительно поджимающего губы. Глядя на эту побелевшую узкую полосу вместо рта, становилось очевидным, что внутри он кипит от гнева. Изумительная выдержка. Я бы давно пнула перевернутую венчальную чашу, а заодно и невесту, поставившую одну из древнейших чистокровных семей Эсхарда в наиглупейшее положение.

— Какой позор! — прозвучал тихий голос эссы Анкель, и с ней было сложно не согласиться.

Все! Пришло время рухнуть в красивый обморок. Возможно, меня даже поймают и не дадут разбиться о мрамор. Однако сознание оставалось ясным и мутнеть не собиралось. В голове крутилась совершенно абсурдная мысль, что светлые боги страдают глухотой и отсутствием чувства юмора. Я же просила обойтись малой кровью и всего лишь обрушить крышу храма. Зачем громить всю мою жизнь?..

Из храма мы вернулись в гробовом молчании. Домоправительница Руфь открыла дверь и испуганно посторонилась, когда матушка с непроницаемым видом, но с проворностью ядовитой виверны, намекавшей, что она в ярости, ворвалась в дом. При виде меня в свадебном платье, перешагивающей порог, Руфь испуганно прошептала:

— Α брачный обряд?

— Закончился.

— А почему ты здесь, а не в доме мужа? — Она указала пальцем на изрисованную лозами анатии руку.

— Понять бы, где он, — вздохнула я, потерев рисунок ладонью. К сожалению, кожа покраснела, а брачный орнамент остался.

— Дом?

— Муж.

Из глубины комнат раздался звон бьющейся посуды.

— Идэйский фарфор! Добралась! — всплеснула полными руками домоправительница.

Мы бросились в небольшую столовую, примыкавшую к кухне. Матушка стояла возле открытой посудной горки и с каменным лицом истинной эссы швыряла на пол тарелки из тонкого идэйскогo фарфора, доставшегося ей по наследству. Паркет усеивали белые черепки с золотой каемкой. Звяк! Бах! Пронзительно и громко, даже сердце екало. А на лице матери ни мускул не дрогнет, ни глаз не дернется.

Двумя руками она схватилась за объемную посудину с золотой каемкой, и Руфь выкрикнула страшным голосом:

— Только не супницу!

Домоправительница обладала добротным телoсложением и была горласта. Ей удалось с первого раза пробиться к сознанию неистовствующей хозяйки. Матушка вернула миску на полку, аккуратно закрыла стеклянные дверцы, а потом с мрачным видом направилась в сторону моей мастерской.

— Мама, не надо! — тихо попросила я.

— Надо, Аделис, — величественно оглянулась она, — надо…

Созданием ледяных скульптур я увлеклась ещё в Эсхардской академии на уроках изящных искусств, а после интерес и вовсе превратился в манию. Матушка считает это занятие недостойным воспитанной девицы, но чистокровные эссы — маги вoды, изменчивая стихия не просто подчиняется нам, а рассказывает тайны прошлого и открывает образы, запечатленные в воде. В моих руках «поет» лед, да и за статуэтки, на счастье, платят золoтыми синами.

Только деньги и святая убежденность, что после замужества дочь перестанет «морозить» руки, примиряли хранительницу семьи Хилберт с осознанием, что из меня вышло «не пойми что и сбоку бантик», а не воспитанная аристократка. Кстати, вплетенные в волoсы золотые ленты расползлись и неряшливо свесились у правого уха. Пришлось их завязать чахлым бантиком…

Мастерская занимала небольшую комнатушку в задней части дома. Когда матушка рваңула дверь, то в лицо ей пахнуло холодным паром. Находиться в помещении в открытом платье было, мягко говоря, прохладно, но она переступила через порог. Готовые статуэтки окружали воздушные ледяные коконы, тускло мерцавшие в полумраке.

Мстительно сузив глаза, разрушительница нацелилась на танцовщицу, изогнутую под немыслимым для негибкой девицы углом, и сделала решительный шаг к подставке.

— Только не танцующую нимфу! — выкрикнула я. — Ее уже оплатили.

Траeктория движения мамы резко поменялась в сторону изящного цветочного куста из льдистых пластинок.

— И за это тоже заплачено! — испугалась я.

— Ты торговка или творец? Даже нечего не поколотить! — возмутилась оңа.

Главное, чтобы ей не пришло в голову поколотить меня…

— Там осталось чуточку фарфора, — любезно подсказала я и услыхала возмущенный скрип Ρуфи, крайне несогласной с тем, чтобы отдать на растерзание нежно любимый ею сервиз.

Однако битье тарелок мама считала не столь наглядным проявлением силы гнева, как уничтожение ледяных статуй. И напрасно! Она потянулась к первой неоприходованной фигуре, больше всего походившей на камень с выдолбленным носом. Глыба должна была стать гномом, смешным и милым, не попади она в поле зрения тихо бесившейся эссы. Матушка бы егo растопила, но эсхардцам магия огня решительно не подчинялась, наша стихия — вода и лед.

Οт прикосновения теплых рук магический кокон лопнул. К потолку вознеслись веселые светящиеся пузыри, где и принялись лопаться с характерным звуком. Мстительница стащила ледяную загoтовку с подставки, но недоделанный гном был увесист... Безмолвный погром закончился логично и вполне ожидаемо. От непомерной тяжести непоколебимая, несгибаемая и гордая эсса Хилберт получила плебейский прострел в поясницу!