Читать книгу - "Ангелы молчат - Николаос"

— Что?

— Да ничего. Дежа вю. Наверное, и правда стоит выспаться.

Перри шутя щелкнул меня по носу.

— Как его зовут?

— Да иди ты, доктор.

— Идите лучше вы, доктор. Приятных снов.

— До завтра.

Я поцеловала его в щеку, схватила сумочку и направилась к машине. Одолевала подруга-бессонница, и я предпочла провести ночь на работе, а Перри как верный друг не мог оставить меня одну. Он был совой, в отличие от нас с Джошем, и ему это ничего не стоило.

Он догнал меня у двери.

— Пойдем, отвезу. Ты засыпаешь.

Сопротивляться у меня не было никаких сил.

На ступеньках сидела Имоджен, мы заметили ее сразу — острые коленки, растрепанные волосы, веснушки по всему лицу — даже на вызывающе приподнятом подбородке. Вначале я знала только, что Имоджен из обеспеченной семьи, но у этой девчонки напрочь отсутствовала хоть какая-то привязанность к дому и родителям. Ее мозги будто были созданы по другой схеме, и по этой схеме она ни минуты не могла находиться в помещении — закрытом, открытом, под крышей, без — неважно.

Первый раз она сбежала из дому в девять лет и продолжала делать это постоянно, ночуя под открытым небом и путешествуя исключительно пешком — машины тоже входили в список ненавидимых вещей, как школа и трехразовое сбалансированное питание. Полгода Имоджен провела в частной психиатрической лечебнице, где чуть не умерла от приступов клаустрофобии. Она кричала день и ночь, останавливаясь только затем, чтобы набрать в легкие воздуху, и билась в припадках. Ее запирали, связывали, но каким-то непостижимым образом Имоджен освобождалась и бродила по коридорам лечебницы, как привидение, до смерти пугая пациентов своим тоскливым вытьем. Лекарства на нее почти не действовали. В конце концов, родители забрали ее и, казалось, смирились с тем, что их дочери никогда не быть нормальной. Никогда она не поступит в колледж, не выйдет замуж за служащего банка и не заведет домик с белым заборчиком, тремя детьми и собакой. Я представить не могу, как это было сложно для них, но некоторые вещи просто нельзя исправить, как нельзя превратить гея в натурала при помощи процедур, таблеток и многочасовых душеспасительных бесед. Это просто нужно уметь принять. И они приняли дочь такой, какая есть.

Только через год Перри сказал мне, что Имоджен — младшая дочь Аттилы Утора. Теперь уже единственная. Ясно, что я не узнала ее — ей было года четыре, когда мы с ее сестрой на вершине особняка мечтали о будущем… Мне стало жутко от такого чудовищного баланса — один из самых преуспевающих людей в стране потерял — прямо ли, косвенно ли — сразу двух дочерей. Если это та цена, которую требует вселенское равновесие, то я возненавидела бы деньги.

Сейчас Имоджен было четырнадцать, и она постоянно слонялась рядом с нашей клиникой. Чем-то ее привлекало это место, но чем — одному Богу известно. Под нашей крышей она почему-то ночевать могла. Иногда она мыла машины, а потом покупала мороженое и ела на ступеньках довольная до чертиков — хотя мама и папа могли просто завалить ее любыми сладостями, Тадж-Махал из них построить. Иногда Анн-Мари Утор осторожно прокрадывалась ко мне или Перри, чтобы ее не заметили, и выспрашивала, видели ли мы Имоджен и как она. Мы заверяли ее, что все в порядке, а она просила присматривать за ней. Даже деньги предлагала, но мы, конечно, не взяли их. Мы и так достаточно получали от Аттилы, да и ничего не стоило смотреть за маленькой дикаркой и прикармливать ее. Кроме того, мне ужасно жаль было Анн-Мари. Когда погибла Фокси, Имоджен было четыре года, и она осталась для матери единственным спасением от безумия. Но не только не спасла ее, но и не спаслась сама… Хотя я не назвала бы состояние Имоджен безумием. Скорее открытым сознанием. Наверное, чрезмерно открытым.

Я не знала, но чувствовала, что в семье Анн-Мари Утор не все гладко. И еще испытывала к ней огромное уважение. Неизвестно, как переживает это Аттила, но она держалась молодцом. Не знаю, смогла бы я так. Когда Джош валяется дома в жутком похмелье после вечеринки в «Разоренной могиле», или знакомит меня с очередной кошмарного вида и поведения девицей с татуировкой на груди и пирсингом на языке, или «ловит отходняки» после кислоты, я устраиваю ему качественные разгоны. А ведь он мне не сын и даже не брат. И все равно стоит мне только представить, что с Джошем может что-то случиться, и я уже места себе не нахожу. Что же будет, когда у меня появится свой ребенок? Подумать страшно.

Увидев нас, Имоджен поднялась и поскакала навстречу, используя квадратные камни мостовой как классики. Она была довольно опрятно одета и со стороны производила впечатление вполне благополучного подростка.

— Привет, привет, привет! — проговорила она быстро. Потом дотронулась ладонью до груди Перри.

— Ангелы поют!

Это был ее своеобразный ритуал. Мы-то уже привыкли к «тараканам» Имоджен, но прохожих она порой пугала всерьез. Однажды она довела до истерики какую-то не в меру религиозную особу, сообщив, что ее ангелы плачут. Благо мы были поблизости и принесли ей воды и валерьянки. А Имоджен смотрела на это со стороны с чувством исполненного долга.

— А у меня? — спросила я.

Она приложила ладошку к моей груди.

— Поют, поют! Ангелы поют!

— Ну слава Богу. Хочешь кока-колы?

— Имоджен пьет колу, ест колу, Имоджен не может жить без колы! — пропела она, улыбаясь. У нее была потрясающая улыбка, а в глазах порой мелькала такая глубокая мудрость, что по спине пробегала дрожь. У одной моей подруги был младший брат, тоже умственно отсталый, и у него — такой же взгляд — в нем бережно хранилась вся жизнь, которую ему никогда не прожить. Но он не дожил до возраста Имоджен. Она, кажется, умирать не собиралась и гордо несла свое тайное знание в массы.

Перри дал ей доллар. Она приблизилась, заговорщически шепнула: «Он ищет тебя» — и унеслась с радостными воплями к ближайшему автомату.

Я таки задремала в машине, и только легкие прикосновения губ к векам заставило меня чуть-чуть выплыть на поверхность. Перри всегда так — будто разбить меня боится, будто я стеклянная. Мы друзья, всегда ими были и, боюсь, всегда будем — по крайней мере, мне так кажется. Без сомнения, Перри ко мне неравнодушен, но… видно, не настолько, чтобы терпеть фантом моей первой любви в нашей постели. Я его тоже люблю, но насколько — предпочитаю не думать. Мы друзья, и пока что это работает без сбоев.

— Приехали, Ки.

Перри отодвинулся, прежде чем я открыла глаза. Этого совсем не хотелось — то ли от усталости, то ли от этих поцелуев.

— Тебе иногда не кажется, что Имоджен действительно что-то такое знает? — спросила я сонно, пытаясь стряхнуть остатки дремоты.

Он ищет меня.

— Имоджен — потемки, — ответил он. — Наука, к сожалению, до нее еще не доросла. Ну что, до квартиры проводить или сама справишься?

— Сама, спасибо. Давай и ты спать.