Читать книгу - "Квартет Дейлмарка. Книга 3. Вниз по великой реке - Диана Уинн Джонс"

Через неделю вестники вернулись и привели с собой несколько сотен мужчин. Тем вечером папа и Гулл помолились перед дорогой Бессмертным, чтобы те их защитили.

– Лучше бы вы взяли кого-нибудь из них с собой, – обеспокоенно сказала Робин.

– Они принадлежат этому очагу, – ответил отец. И больше не стал об этом говорить. А вместо этого подозвал к себе Хэрна.

Хэрн сперва не хотел идти, но отец подтащил его к Бессмертным.

– А теперь, – велел он, – прикоснись к Единому и поклянись, что ты останешься с Утенком и девочками и не попытаешься удрать следом за нами.

Хэрн покраснел, и заметно было, что он здорово разозлился, но все-таки дал клятву. На том папа и успокоился. Он у нас немногословный и вроде как медлительный – за это его и прозвали Улиткой, – зато всегда знает, что у человека на сердце. После того как Хэрн поклялся, папа посмотрел на нас с Утенком:

– Нужно ли мне брать клятву еще и с вас?

Мы сказали, что не надо. Утенок честный.

С него хватило этой недели, пока он точил отцовское оружие. Он начал бояться. А я все еще продолжала воображать, как утром к Звитту приедут посланцы специально за Танакви Ужасной.

Ох уж эти фантазии! На следующее утро из Шеллинга ушли все мужчины, кого отобрали. Все, кроме Звитта. Звитт – нет, ну вы слыхали такое?! – заболел и не смог пойти. Что это, интересно, за болезнь такая, при которой утром человек лежит с лихорадкой, а вечером уже здоровехонек? Хэрн сказал, что это очень редкая и необычная болезнь, называется «трусость».

Мы вместе с остальными жителями Шеллинга вышли попрощаться с армией. Я тогда еще подумала, что не нравится мне такая армия. Там было человек пятьсот, все в поношенных накидках, кто в меховой одежде, кто в кожаной. Все оказались в разных оттенках буро-коричневого, как речная грязь. Они тащили дорожные сумки, оружие, косы, вилы – в общем, кто что. Толпа эта напоминала не то неаккуратную подушечку для иголок и булавок, не то клочок земли с засохшей травой.

Кто-то из людей короля ехал сбоку и командовал: «Построились! Левой! Правой! Левой! Правой!» Толпа его слушалась, но не так, чтоб очень охотно, и не так, чтоб очень быстро, так что армия походила на нашу Реку: такая же коричневая и такая же медлительная. И вся одинаковая. Как будто люди превратились в капельки. И как мы ни всматривались, нам не удалось разглядеть ни папу, ни Гулла. Они будто стали одним целым с толпой. Когда армия потекла прочь с глухим шумом, в воздухе повисли пыль и запах множества людей. Их было слишком много. Запах был неприятный. Мне аж дурно стало. И Робин побледнела. Утенок сказал: «Пойдем домой, а?» И мне кажется, что Хэрну тем утром окончательно расхотелось идти в армию. Да и мне тоже.

Звитт собрал всех и сказал, что война долго не протянется. Он был уверен, что король быстро разобьет варваров. Зря я поверила Звитту. Ведь знала же – он плохой человек! Но первые вести докатились до нас лишь через несколько месяцев.

Жизнь в Шеллинге потекла своим чередом. Селение осталось все таким же маленьким и сонным, только теперь еще и опустело. Осеннее половодье в этом году запоздало. Воды было меньше, чем обычно, и она почему-то воняла. Все дружно решили, что это Река сердится из-за варваров. А потом заговорили еще кое о чем, но мы об этом услышали далеко не сразу. На этот раз половодье принесло куда меньше сплавного леса, чем обычно, зато с ним пришла странная рыба, которую никто не хотел есть.

Хотя тетя Зара ничем нам не помогала, в еде недостатка мы не ощущали. У нас были овощи с огорода, а половодье добралось прямо до нашего поля. Утенок и Хэрн постоянно ловили рыбу. Утенок еще собирал улиток – у него это здорово получалось. Курицы наши всегда хорошо неслись, даже зимой. А корова давала молоко. Вот денег, чтобы купить что-нибудь еще, было маловато, потому что мы как раз перед самым появлением варваров купили у Звитта много шерсти, когда он стриг своих овец. Потому я чесала шерсть, пряла ее и красила – мама научила этому папу и Робин, а они научили меня. Еще мама научила Робин ткать. Мама умерла, когда я была совсем маленькой, потому и не довелось мне у нее самой этому обучиться. Хотя меня учила Робин, но теперь я тку лучше сестры. И сейчас я тку из этой самой шерсти нашу историю. Той зимой в Шеллинге никто особо не рвался покупать мои изделия. Многим детям нужны были зимние накидки. Но я чаще всего – и лучше всего – ткала накидки для свадеб. Семьи, где были невесты на выданье, всегда скупали самые красивые мои покрывала, на которых вытканы повести и поэмы, – в подарок жениху. Но свадеб не случалось, потому что все мужчины ушли.

А после того как мы сплавали на тот берег, у меня вообще перестали что-либо покупать.

С этого половодья нам, можно сказать, совсем не досталось дров, и потому, когда начался листопад, мы пересекли Реку, чтобы нарубить дров в лесу. В Шеллинге никто никогда не плавал через Реку. Я как-то спросила у тети Зары, почему так, и она ответила, что Река прокляла старую мельницу и лес вокруг нее и там теперь бродит проклятый дух в женском обличье. Потому-то люди и построили новую мельницу, выше по течению ручья. А когда я рассказала папе про то, что мне поведала тетя Зара, он рассмеялся и посоветовал не слушать всякую чушь. И вот теперь я сижу в этой самой проклятой мельнице, посреди этого самого проклятого леса, и тку свою историю, и ничего мне от этого не делается! Ясно вам, тетя Зара?

Мы целый день рубили дрова. Солнце светило ярко, хотя осень уже была на исходе. И вообще это напоминало праздник. Мы бегали среди деревьев, кричали, ловили падающие листья и играли в салки. И я не думаю, чтобы нами заинтересовался хоть какой-то дух, что бы там ни говорила Робин. И вообще, она сама бегала и кричала не хуже нас. В тот день сестра здорово походила на себя прежнюю, такую, какой она была, пока не выросла и не сделалась вся из себя приличная и застенчивая. Мы пообедали, сидя на траве у старой мельничной запруды, а потом опять принялись за дрова. Когда спустились сумерки, поплыли обратно. Мы загрузили в лодку столько дров, что ее края лишь самую малость поднимались над водой, и старались не шевелиться, чтоб она не черпнула воды. Волосы у меня мало того что растрепались, так из них еще и торчали веточки и листики. Но я была совершенно счастлива.

А на следующий день к нам заявился Звитт в компании с несколькими стариками, и рожи у всех них были постные. Они сказали, чтобы мы больше не пасли свою корову рядом с другими.

– Мы не можем пускать на наше пастбище скот безбожников, – заявил Звитт.

– А кто тут безбожник? – удивился Утенок.

– Река запретила людям плавать к мельнице, – сказал Звитт. – А вы вчера пробыли там целый день. Если бы вы были постарше, Река бы наказала вас куда строже.

– Но нас наказывает вовсе не Река, а вы, – возразил Утенок.

– А моего отца вы не наказали, хоть он и отвез чужаков на тот берег, до самой мельницы, – добавил Хэрн.

– А кто вам донес, что мы там были? – спросила я.

– Не донес, а… впрочем… Зара, – ответил Звитт. – А вы, раз ваш отец уехал, не смейте мне дерзить. Я не потерплю грубостей.