Читать книгу - "Умри стоя - Артем Мичурин"

– Клайчек – гелой! – восторженно провозгласил Преклов. – Он Палач пелфово ланга! Он слазался ф Ефлопе, до самофо Лиссабона дофол! Он… он Знамя Союза на здание палламента ф Мадлиде фодлужал!

Глеб понял, что поспать ему не удастся, это было плохо, но тема Крайчека-героя заинтересовала, и он даже припомнил что-то из лекций.

– А еще, – вставила свое веское замечание Наташа, – он принимал участие в ликвидации командования французского корпуса под Альби.

– Да! – радостно подтвердил Толян, и улыбка криво поползла на правую, не тронутую опухолью сторону.

– А почему он теперь у нас? – спросил Глеб.

– Ефо комиссофали, – пояснил Преклов. – Я слыфал, фто у господина Клайчека полофина потлохоф заменена, плотез фместо лефой луки и титановая пластина ф голофе! Он антантафцеф убил больше, чем… чем… чем ты считать умееф! Когда-нибудь я стану таким же, как господин Клайчек.

– Ты? – Наташа одарила Преклова сочувственным взглядом. – Сомневаюсь. Вот я стану точно. А вам, двум придуркам, максимум что светит, – вспомогательные войска. Будете патроны подтаскивать тем, кто действительно на что-то годен.

Толян, не ожидавший такой наглости, собрался было возразить, но слов не подобрал и только раскраснелся от натуги, шлепая губами.

– Не обращай внимания, – махнул рукой Глеб. – Это она с позапрошлой недели успокоиться все не может. Ну, после рукопашки.

– А-а, – вспомнил Преклов, и круглые от возмущения глаза медленно сузились. – Это ж ей тофда на умную башку фосемь шфоф наложили. Хе-хе. Фто-то ты не сильно на Палача тянула.

Наташа, глядя на криво ухмыляющуюся Толянову физиономию, терпеливо молчала. И, только дождавшись, когда Преклов на гребне волны упоения местью начал корчить рожи и закатывать глаза, ответила. Она сорвалась с койки, перемахнула через мирно лежащего Глеба и со всей силы засветила ногой в грудь обидчику, пока тот старательно изображал полуобморочное состояние. Толян охнул и грохнулся на пол, хватая ртом воздух. Плотно сжатый кулак завис над его и без того разукрашенным лицом, но не опустился, перехваченный за запястье. Левой ладонью Глеб ухватил Наташу за подбородок и потянул вверх, одновременно выкручивая все еще сжатую в кулак руку за спину.

– Хорош! Остынь!

– Убью!

Глеб заломил руку посильнее, и Наташа, еще пару раз дернувшись, вынуждена была угомониться.

Уже приготовившиеся наблюдать развитие драки одногруппники разочарованно вернулись к своим делам.

– Отпусти, – процедила Волкова сквозь зубы.

– Ты успокоилась?

– Отпусти, сказала. Я его не трону. Ты мне плечо вывихнешь.

Глеб разжал руку и отступил назад, готовый дать отпор в случае блефа. Но Наташа в драку больше не лезла. Она поправила форму и, не оборачиваясь, пошла к своей койке.

Преклов уже поднялся с пола и сидел теперь, потирая ушибленную грудь.

– Ты как? Живой? – поинтересовался Глеб.

– Жифой. Фот федь сфолочь бешеная.

…В столовой царило праздничное настроение. Чертовски питательная, несусветно полезная и в равной степени отвратительная пищевая масса сегодня была щедро посыпана изюмом. Вообще Глеб за два года уже свыкся с этой напоминающей по виду творог и липнущей к зубам дрянью, чей вкус варьировался в течение недели от клубничного через апельсиновый к дынному. Больше всего Глеб любил вторник и пятницу, по этим дням давали «апельсин» – оранжевый брикетик, приправленный ядреными синтетическими добавками, которым удавалось почти полностью забивать собственный вкус пищевой массы. «Клубника» с «дыней» этим не могли похвастать, а потому из-под ягодно-бахчевых ароматизаторов пробивался мерзкий привкус рыбьего жира, дрожжей и скисшего молока.

– Ты изюм будешь? – уставился на порцию Глеба подсевший рядом Толян.

– Нет, тебе оставлю.

– Плавда?! – Глаза Преклова вспыхнули неподдельной благодарностью, и он тут же потянулся собирать вожделенные сморщенные виноградины с пищевого брикета.

Глеба всегда поражало жизнелюбие этого парня. Ни выбитые зубы, ни сломанные кости не могли унять тягу Толяна буквально ко всему, что хоть немного способно было подсластить существование в учебном лагере «Зарница». Преклов чрезвычайно быстро оправлялся от любого удара судьбы, каким бы тяжелым тот ни был и как бы часто ни повторялся. А каждая мало-мальски приятная ерунда производила на него такой эффект, что Толя мог дня два кряду пребывать в отличном расположении духа, пока очередной удар не пришибет эту маленькую эйфорию. Вот и сейчас, позабыв о замороженной проштопанной щеке и, как следствие, неконтролируемо текущих по подбородку слюнях, Толян улыбался, сжимая пальцами сладкую коричневую изюмину.

– Неправда, – отрезал Глеб и перехватил загребущую прекловскую ручищу. – Могу сменять на компот…

– Годится! – не раздумывая и не давая соседу договорить, выпалил Толян.

– …и джем, – невозмутимо закончил Глеб, кивнув на маленькую пластиковую баночку, запечатанную сверху фольгой.

– Э-э… – заколебался Преклов, переводя несчастный взгляд с джема на изюм и обратно. – Тогда половину компота.

– Лады.

Толян схватил кружку, сделал три больших глотка и под жизнеутверждающее «хе-хе-хе» принялся пересыпать изюм с брикета Глеба на свой.

В процедурный все явились сытые и довольные, как положено. Заедать пищевую массу бутербродом с двойным слоем джема оказалось весьма эффективно, мерзкий привкус почти не мучил. И полтора стакана яблочного компота пришлись как нельзя кстати. Глеб в очередной раз пожалел, что «медикаментозная профилактика» осуществляется только два раза в неделю, обычно в среду и субботу. По какой-то необъяснимой причине именно в день посещения процедурного кабинета рацион курсантов значительно улучшался, вплоть до того, что на столе иногда появлялись свежие фрукты и даже натуральное, ничем не разбодяженное мясо. В такие по-настоящему праздничные дни, как не раз уже замечал Глеб, процедура длилась чуть дольше, а привычные ощущения были чуть острее. Случалось это раз в месяц.

– По местам! – скомандовал Архангел второго ранга Лехов.

Курсанты без лишних проволочек закатали рукава и разложили свои тельца на блестящих холодным металлом анатомических кушетках.

Лехов в «Зарнице» пользовался непререкаемым авторитетом и у курсантов, и у сослуживцев. Жуткой наружности мужик, по габаритам не уступающий многим Палачам. Его шея, подбородок, нос и скулы были изуродованы ожогами, из-за чего казалось, что лицо Архангела до самых глаз укрыто багровой маской, почти сливающейся с темно-красным длиннополым мундиром. Едва шевелящиеся губы и скрежет имплантированного голосового синтезатора лишь усиливали эффект. Этот механический голос, глубокий и жесткий, заполнял собою все помещение, будто исходил не из одной точки, а рождался в самом воздухе, везде и сразу, заставляя попавшие в зону поражения тела дрожать и съеживаться.