Читать книгу - "Блуждающий огонь - Гай Гэвриэл Кей"

Ким согласно кивала, точно подтверждая его слова.

— Он вложил свою нить в Станок, — прошептала она, — но ткать свой собственный Гобелен он не станет. — И они с Полом обменялись понимающими взглядами.

— Но почему? — никак не мог уразуметь Дейв, и Кевин услышал в голосе этого могучего атлета детское отчаяние. — Мы же так нужны ему… по крайней мере Ким и Пол… Почему же он не хочет прийти за нами?

— Из-за Дженнифер, — тихо сказал Пол. И после некоторой паузы пояснил: — Видишь ли, он считает, что нам и так уже достаточно досталось. И не хочет, чтобы на нашу долю выпали еще какие-то страдания.

Кевин откашлялся.

— И все-таки, насколько я понимаю, — сказал он, — все, что происходит во Фьонаваре, так или иначе обязательно отражается и на нашем мире, а также — на других мирах, где бы они ни находились. Разве я не прав?

— Прав, — спокойно подтвердила Ким. — Совершенно прав. Может быть, не сразу, но если Ракот обретет власть над Фьонаваром, то ему удастся захватить господство и над всеми прочими мирами. Ведь Гобелен-то один.

— Но даже и в этом случае, — вмешался Пол, — мы за себя должны все решать сами. Лорин у нас помощи никогда не попросит. Так что если мы четверо захотим туда вернуться, то сами и должны изыскать способ для этого.

— Четверо? — переспросил Кевин. Господи, до чего же мы все-таки беспомощны! Он посмотрел на Ким. В глазах у нее стояли слезы.

— Я не знаю, — прошептала она, глядя на него. — Я просто не знаю, что делать. Она никого из вас даже видеть не хочет! Она и из дома-то никогда не выходит! Со мной она разговаривает о работе, о погоде, о каких-то пустяках, и она, она…

— Она по-прежнему хочет его оставить, — решительно закончил Пол Шафер.

Кимберли в отчаянии кивнула.

Золотая… она ведь была совсем золотая, подумал вдруг Кевин, словно выныривая из глубин непереносимого горя.

— Ладно, — сказал Пол. — Теперь моя очередь. Его очередь, Стрелы Бога.

В двери был глазок, так что она всегда могла посмотреть, кто к ней стучится. Большую часть времени она проводила дома, разве что днем выходила прогуляться в парке. В дверь часто и звонили, и стучались: рассыльный из магазина, газовщик, почтальон с заказными письмами… Некоторое время, поначалу, приносили никому не нужные цветы. Она вообще-то думала, что Кевин умнее. И ей было все равно, справедлива она по отношению к нему или нет. Она из-за этого даже как-то поссорилась с Ким — когда та однажды вечером, придя домой, обнаружила в помойном ведре присланные Кевином розы.

— Неужели тебе даже в голову не приходит, что и ему сейчас несладко? Неужели тебе все равно? — кричала тогда Ким.

Ответ был один: да, мне все это совершенно безразлично.

Как, откуда теперь могли у нее взяться такие простые человеческие чувства, как забота о ком-то? Бесчисленные, не имеющие над собой мостов пропасти отделяли ее теперешнюю от них четверых, да и вообще от всего на свете. И все для нее по-прежнему было окутано мерзким смрадом того чудовищного лебедя, хищной Авайи. Она и свой родной мир видела как бы сквозь неясный зеленоватый полусвет Старкадха. И постоянно слышала — тоже словно сквозь какую-то пелену — голос Ракота, видела его глаза, чувствовала его бескрайнее могущество; он словно выжег ее изнутри, и душа ее, некогда бывшая такой целостной, такой прекрасной, полной любви, сгорела, превратилась в пепел.

Она знала, что разум ей удалось сохранить, только не понимала, как и почему.

И только одно обстоятельство тянуло ее за собой в будущее. Недоброе — да и как теперь что-то в ее жизни могло быть добрым? — но такова была реальная действительность. И это было нечто настоящее, хотя и случайное, и принадлежало ей одной. И никаких доводов против она бы не потерпела.

Так что, когда Ким впервые сказала об ЭТОМ остальным, и все четверо явились — это было еще в июле — спорить с ней и уговаривать ее, она просто молча встала и вышла из комнаты. И с того дня больше не желала видеть ни Кевина, ни Дейва, ни Пола.

Она решила, что непременно выносит этого ребенка, ребенка Ракота Могрима. И умрет, рожая его.

Она бы ни за что не впустила его, но увидела, что он один. Это было весьма неожиданно, и дверь она все-таки открыла.

— Я хочу кое-что рассказать тебе, — сказал ей Пол Шафер. — Выслушаешь меня?

На крыльце было холодно. Выждав с минуту, она все же отступила назад и впустила его в дом. Снова заперла дверь и, не дожидаясь его, прошла в гостиную. Он разделся в прихожей, повесил пальто в стенной шкаф и присоединился к ней.

Она сидела в кресле-качалке. Он сел на диван напротив и внимательно посмотрел на нее, высокую, светловолосую, все еще грациозную, хотя уже и не такую хрупкую: все-таки сказывались семь месяцев беременности. Голова Дженнифер была, как всегда, гордо вскинута, широко расставленные зеленые глаза смотрели непримиримо.

— Я ведь в прошлый раз не стала вас слушать, Пол, и просто ушла. Я могу и снова уйти. Так что можешь зря не стараться.

— Я же сказал: я хочу кое-что тебе рассказать.

— Что ж, рассказывай.

И он впервые в жизни рассказал ей о том сером псе на стене Парас Дерваля и о бездонной печали, что таилась в песьих глазах; он рассказал ей о своей второй ночи на Древе Жизни, когда Галадан, достаточно хорошо знакомый и ей, явился, чтобы отнять у него жизнь, но его у Древа Жизни встретил тот пес, невесть откуда оказавшийся там, и в Священном лесу Морнира разразился меж ними смертный бой. Он рассказал ей о том, как впервые почувствовал, сколь крепки те узы, что связывают его с Древом Морнира, и как в безлунную ночь взошла красная луна, и как серый пес изгнал повелителя волков Галадана из Священного леса.

Он рассказал ей о Дане. И о Морнире. И о том, как в ответ на устроенный Ракотом на севере взрыв горы Рангат Боги продемонстрировали и свое могущество. Голос Пола звучал непривычно, как-то ниже и глуше, и она чувствовала, какие сложные чувства обуревают его.

— Мы не одиноки в этой борьбе, — сказал он ей. — В конце концов Ракот действительно может превратить нас, отдельных людей, в пыль, но и ему будет оказано жестокое сопротивление, и что бы тебе ни довелось увидеть и пережить в том мире, ты должна понимать, что Ракот не в силах, согласно одному лишь своему желанию, полностью изменить рисунок Гобелена. Иначе тебя бы здесь сейчас просто не было.

Она слушала — почти не желая того. И вдруг вспомнила свои собственные слова, произнесенные ею тогда в Старкадхе: «Ты ничего от меня не получишь; можешь только взять силой». Но это она сказала еще до того. До того, как он все-таки решил взять все и взял — почти все… а потом Ким вытащила ее оттуда…

Дженнифер слегка приподняла голову.

— Да? — Пол по-прежнему не сводил глаз с ее лица. — Ты понимаешь? Конечно, он сильнее любого из нас, сильнее, наверное, даже того Бога, что принял мою жертву и отослал меня обратно. И он, безусловно, сильнее тебя, Дженнифер; об этом даже и говорить нечего. Если бы не одно обстоятельство: он не может отнять у тебя твое «я»!