Читать книгу - "Доктор Кровь - Георгий Полевой"

Фигура молча бредет по коридору, оставляя на паркете бурые разводы. Все-таки хорошо иметь апартаменты в самом сердце Питера, в бывшей коммунальной квартире. Живу, как профессор Преображенский из произведения бессмертного Мастера. Хотя это не единственная квартира – их несколько, в разных городах и на разные имена. В моем бизнесе такая предосторожность не помешает.

Ладно. За работу. Подхватываю «Сайгу-12 К», предварительно сняв ее с предохранителя, и иду работать.

Полутемная комната с плотно задернутыми тяжелыми шторами стрельчатыми окнами обставлена в лучших традициях неотложной медицины. Это мое все: и жизнь, и работа, и увлечение.

В центре – небольшой операционный стол под бестеневой лампой на кронштейне. Рядом – стойка с аппаратурой реанимации и жизнеобеспечения. Кардиомонитор с дефибриллятором, электрокардиограф предпоследней модели, ИВЛ-ка, баллоны с кислородом, фентанилом и закисью азота[3]. Ультрафиолетовые бактерицидные лампы предусмотрительно выключены. Моему пациенту загар ни к чему.

В принципе, хорошую операционную оборудовать вполне по силам успешному доктору, имеющему обширную врачебную практику у состоятельных клиентов. Существуют же частные стоматологические кабинеты. И подпольные гинекологические, к сожалению, тоже есть. А у меня вот – частный и подпольный хирургический комплекс вместе с блоком реанимации и всеми необходимыми медикаментами, в том числе – «группы А и Б»[4]. Конечно, это – э… немного идет вразрез с официальной моралью, подкрепленной соответствующими статьями Уголовного кодекса РФ.

Но свою практику я начинал еще в «лихие девяностые», когда выковыривал куски свинца из местных и приезжих «авторитетов». Теперь некоторые из них достигли весьма высокого положения в обществе благодаря тому, что в нынешнее время стыдливо называется «эпохой накопления капитала». Удивительно, но все же многие из них остались людьми слова и чести. Разумеется, понятия о чести у них были и остаются до сих пор весьма субъективными. Но меня это устраивает. В итоге – у вашего покорного слуги имеется современный и практически универсальный хирургический комплекс. А уж пользоваться им я умею, будьте уверены.

И от клиентов – теперь уж вообще экзотических, отбоя нет…

Прислоняю «Сайгу» к стене, переодеваюсь и начинаю мыть руки, долго и тщательно. А на операционном столе корчится пациент. В предоперационной кровавым комом валяется его одежда. Ничего, подождет, я не пожарный, чтобы торопиться… Два-три глотка виски – люблю американское пойло. Да, и надеюсь – за здравие… Обрабатываю руки первомуром[5], сушу под струей горячего стерильного воздуха, натягиваю стерильные перчатки, надеваю маску, специальные операционные очки с мощной подсветкой.

Начнем, пожалуй.

Пациент продолжает корчиться.

Накрываю его стерильной простыней – пока еще не с головой. Ставлю физраствор внутривенно. Это его пока поддержит.

Наркоз. Плотно прижата маска к осунувшемуся лицу, шипит по шлангам закись азота – анестезия работает.

Обрабатываю операционное поле йодом. Ага, хреновая рана, как еще дойти-то сумел… Слепое торакоабдоминальное огнестрельное ранение – вот как это называется на суховатом медицинском языке. Одна пуля – в брюхе, вторая «маслина» раздробила ребра с правой стороны, пробила легкое и засела в кости возле позвоночника. Гемоторакс – спавшееся легкое залито кровью. Интересный, блин, случай!..

Скальпель ведет свой тонкий разрез. Потом прохожу подкожную жировую клетчатку, ее почти нет, и расслаиваю мышцы, проникая в брюшину. Раздвигаю ткани, ставлю расширители. Все, я – в брюшине, среди разорванной требухи. Да, блин, с такими ранениями долго не живут…

Орудую пинцетом, убирая в таз кровавые лохмотья. Беру в руки отсос, прижигаю кровящие сосуды. Ага, вот она, пуля, глубоко засела. Поддеваю пинцетом – вытаскиваю. Кусок холодного металла со звоном отправляется в белую эмалированную «почечницу».

Теперь – промыть здесь все, чтобы не было заражения. Понятное дело, моим новым пациентам разлитой перитонит не грозит, но все же: «лучше перебдеть, чем недобдеть»… А вот дренаж я ставить точно не буду – лишняя морока. Ушиваю разорванную требуху. Ниче – зарастет…

Остается самое главное, та пуля, что пробила легкое. Делаю разрез, скальпель в сторону, специальными кусачками перекусываю ребра. Вот она – грудная клетка. Рядом медленно-медленно пульсирует сердце. Тут – море крови, легочная ткань напоминает обугленную рваную мешковину. Картина маслом: «Здравствуй, плеврит!» Тяжелое заражение и воспаление грудной полости гарантировано. Разумеется, если бы пациент, лежащий на операционном столе, был человеком. А так… Да ну его на хрен!

Но где же искать виновницу всех бед? Ужас. Да, впрочем – и хрен с ним. Несколько минут копошусь в ране пальцами и зондом. Запускаю зонд поглубже в рану. Ага, скользнул по чему-то твердому и покатому. Аккуратно пинцетом прихватываю округлый край пули, скальпелем поддеваю ее. И осторожненько, словно хрустальную, вытаскиваю прочь из многострадального организма, который она своей бурной экспансивной деятельностью чуть было не отправила в мир иной.

Фу, елки. Твою мать! Смотрю на зажатый в изогнутых «лапках» пинцета смертоносный снаряд. Вытащил, блин, ну, а это значит, что и пациента с того света вытащил. Теперь осталась сущая ерунда: заштопать легкое и остальную требуху, наложить несколько швов… Ерунда, в общем.

Поднимаю пинцет с зажатой в нем пулей на уровень глаз и внимательно рассматриваю. Хороша «маслинка»: калибр убойный – «45.ACP», это по-нашенски, в метрической системе мер 11,43 миллиметра. Экспансивная – вона как головную часть-то разворотило. При попадании в податливое тело такая пуля увеличивает и так не маленький свой диаметр еще на два-три калибра. В итоге все, что внутри, превращается в кровавую кашу, приправленную костными отломками. Я еще раз внимательно осматриваю экспансивную пулю сорок пятого калибра, отлитую из серебра и клейменную крестом. Все же интересно, кто это моему странному визитеру «объявил выговор с занесением в грудную клетку»?..