Читать книгу - "Незваный гость - Татьяна Коростышевская"

После экзаменов Волков подал документы в полицейскую школу при главном столичном управлении. Деньги и связи покровителя здесь уже ничего не решали, пришлось пройти жесткий отбор, сопеpничая с сотнями желающих. Личная беседа, спарринг, стрельба, ориентирование на местности, знание диалектов, механика, оружейное дело, верховая езда, опять беседа. Против Гришки играла юность, просто отказать из-за этого ему не могли, нижний возрастной порог в уставных документах указан не был, но всячески старались выбить его из состязания. Скотленд Ярд желал видеть в своих рядах бравых парней. Малышам здесь не меcто. Хватит и того, что подчиняясь указу ее величества о необходимости набора «матрон» для «защиты женщин и детей», к полицейской работе допустили слабый пол.

Григорий победил, не всегда честно, но ведь цель оправдывает средства. Его зачислили, а после окончания рекомендовали для поступления на юридический факультет университета. Разумеется, и эту новую задачу он исполнил безупречно. Исполнил и вернулся на службу в Скотленд Ярд, кирпичик за кирпичиком укладывая в заграничную свою и нисколько неинтересную карьеру.

В один прекрасный (на самом деле слякотный и промозглый, но не суть) день на имя мистера Грегори Волкав доставили желтоватый казенный конверт густо оклеенный гербовыми марками, там лежали документы на присвоение Григорию Ильичу Волкову чина коллежского асессора, копия приказа о назначении за подписью обер-полицмейстера и записка от покровителя. Отчизна ждала своего сына, а покровитель предупреждал, чтоб Гриня дипломами на родине попусту не размахивал, зависти не множил, а также советовал разжиться где-нибудь бумаженцией для подтверждения знания им берендийского наречия.

Грегори попрощался со своею красавицей Мери, нынешней пассией, вытер слезы с бледных ее щечек, наврал, что будет писать,и сел на пароход. Задача ему предстояла нерядовая. Он умел все – распутывать преступления и заводить нужные знакомства, отдавать приказы и подчиняться, драться и музицировать, нравиться дамам и расставаться с ними, когда нужда отпадала, плести сети интриг, стараясь не запутаться в чужих. Только вот пока не умел делать этого в загадочной своей почти совсем позабытой Берендии.

Новый опыт я всегда ценила безмерно, но от того, что впервые оказалась в приказной клетке, очень расстроилась . Клеть занимала половину присутственной залы, и в ней, кроме меня, заперли уйму народа : пьяного в усмерть купчика с расквашенным носом, нервного студента в очках, веселую девицу средних лет, она правда сейчас была грустной, седовласого господина с бакенбардами,тетку в тулупе и пестром платке. Нас было шестеро, нары одни, на них сидел купец, прочие сидельцы жались к прутьям клетки. Причину я поняла не сразу. Как только отпустил холод, нога зашлась нестерпимой болью.

Конвоиры разговоров не разговаривали, бросив меня под арест, позвенели ключами да и ушли с богом. Я дохромала к нарам и присела на краешек.

– Девка? - удивился купец, по его подбородку текла кроваво-сопливая юшка.

– И чего? - удивилась я в ответ, от боли хотелось выть.

– Буйный он, барышня, – пискнула девица.

Буйный топнул и зарычал, она испуганно вжалась в угол.

– Дамы и господа, - сообщила я устало, - сидеть нам здесь с вами до утра, до присутственного времени, когда господам чиновникам придется допросами заняться. Давайте…

Лапища соседа хлопнула по доскам там, где я только что сидела. Купчина поднялся, шагнул, расставив по медвежьи руки. Коронным своим броском через бедро я решила его не баловать, много чести, пнула под колено здоровой ногой,туша рухнула на пол и немедленно захрапела, девица радостно взвизгнула и захлопала в ладоши. Прочие сидельцы аплодисменты поддержали.

– Что–то мне нехорошо, - пожаловалась я публике, стянула с плеч шубу, постелила на нары и легла поверх, моментально провалившись в сон.

Сон был пречудесный. Шеф,то есть Семен, нес меня на руках, и пахло от него замечательно, правда непривычно, но на то он и сон. Я грела кончик носа о его шею и тихонько мурчала:

– Мне столько нужно тебе рассказать… Только ты хвали, у меня от того крылья за спиной вырастают. Скажи, молодец, Гелюшка…

– У вас лихорадка, - сказал шеф непривычным голосом.

– Сызнова на «вы»? - пробормотала я. - Сил уже никаких нет притворяться.

Тело мое невесомо парило меж мельтешащих спиралей, опустилось спиною на что–то, я свернулась калачиком, положив под щеку сомкнутые ладони.

– Почивайте, Εвангелина Ρомановна, отдохните.

Проснулась я от боя часов, два, четыре, восемь ударов, открыла глаза. Потолок давно следовало побелить. Нога болела, но не критично. Я неслышно зевнула, повернула голову. Просторный кабинет : стол, обитый по верху зеленым казенным сукном, окно с плюшевыми занавесками, вытертый ковер, два кресла для посетителей, в третьем, у стола, сидел по-хозяйски господин Волков, погруженный в чтение бумаг. За окном серел утренний сумрак, настольная лампа, напротив, уютно зеленела. Диванчик, на который меня давеча перенесли, стоял в закутке у окна, мне было видно строгий профиль Григория Ильича. Как же я его за коммивояжера приняла? Не похож ведь ни разу. А на кого похож? Длинный узкий нос с четкими ноздрями, густые брови с изломом от переносья,излишне пухлый рот, каштановые кудри. Ну, Геля, неужто не припомнила? Замени мысленно строгий галстук шелковым платком,и получится у тебя портрет аглицкого поэта Чарльза Гордона, властителя дум огромного числа берендийских барышень от мала до велика. Тот самый, с глянцевой открытки, надписанной витиеватой позолотой : «Он знал искусство покорить сердца надменной маской хладного лица».

Я тихонько хмыкнула, причины моей ошибки стала яснее ясного. Лорд Гордон не только по поэтической части известность у нас приобрел, он еще и в модах образец, в тех, которым коммивояжеры столь привержены.

– Не притворяйтесь, - велел холодно Волков, откладывая бумаги, – нужды в том нет, я заметил, что вы проснулись .

– Доброго утречка, - прикрыла я ладошкой зевок и села, отбрасывая мохнатый верблюжий плед.

Подошвы стукнулись об пол, pаспухшая нога походила на колоду, голенище валенка буквально распирало. К лекарю надобно, само не пойдет. Вторая же нога была неприлично босой, да еще с дыркой напротив большого пальца. Вот ведь позорище. И это даже без учета ночных моих сопений в интимные части шеи постороннего мужчины. «Хвали меня, крылья вырастают!» Дура! Я пошевелила пальцем.

– Приношу извинения, барышня Попович, за излишнюю ретивость моих подчиненных. Им было приказано для беседы вас доставить, а вовсе не под арест.

Переведя взгляд на чиновника, я приподняла брови, он представился:

– Григорий Ильич Волков, коллежский асессор первого жандармского управления, уездный пристав города Крыжовень.

Асессор? За какие такие заслуги? Годков ему чуть за двадцать, юнец желторотый. Образование нужное имеется? Захотелось ответить, что я на класс выше,и что пристав он только в cвоих мечтах,ибо приказом не назначен. Но я ребяческий порыв подавила: