Читать книгу - "Ничего невозможного - Людмила Астахова"

— Его пришествия, должно быть. Или еще какого-то явления. Откуда-то же они черпают свои силы. Так, может, в самом… Великом Л'лэ?

— Считаете, что магия может работать без воплощения?

— Теперь… теперь я даже не знаю… — растерялся Морран.

— Вот и я теряюсь в догадках. Но их пророчества меня беспокоят с той точки зрения, что они очень сильно мутят воду в Дамодаре. Тамошние клирики ведь тоже не дремлют. Зачем им реальное проявление силы какого-то Древнего? Как-никак конкурент.

— А вдруг «богоявляющие» всего лишь шарлатаны?

— Тогда нам стоит волноваться только об относительной политической стабильности в Дамодаре, — развел руками Джевидж. — Но что-то подсказывает мне — никакие они не шарлатаны. Моя жена называет это чувство интуицией, а профессор Кориней — ягодичным нюхом.

Любовь отрекшегося волшебника к слову из четырех букв, обозначающему часть тела пониже спины, была общеизвестна в доме по Илши-Райн и никого особо не смущала. Даже миледи с ее изысканным воспитанием взирала на столь вопиющее безобразие сквозь пальцы. А толстый медикус-сквернослов вовсю пользовался своим положением личного врача канцлера — делал, что хотел, говорил, что в голову взбредет. Но и лечил милорда на совесть. Только пожив несколько месяцев с Джевиджем под одной крышей, Морран понял, насколько тяжело и серьезно тот болен. Оттого и характер несахарный, должно быть. В начале весны после тяжелых переговоров с шиэтранцами открылась у канцлера язва, и дней пять он пролежал пластом, не в силах даже глазами пробежать по бумагам. Так половина его департамента толкалась все это время на первом этаже, несказанно выводя из себя охранников своей бестолковостью и пренебрежением правилами безопасности. Видит ВсеТворец, только усилиями мэра Коринея и подняли на ноги милорда Джевиджа. А когда у того началась кровавая рвота, то почти что с того света достал его толстозадый доктор — честь ему и хвала.

У самого Моррана отношения с Коринеем не складывались, они обоюдно друг друга старались избегать из нежелания портить себе нервы. Отрекшийся и боевой маги — не самые лучшие компаньоны для игры в карты. И тут ничего нельзя поделать. Совсем. Чтобы раньше времени не «взорвать» Шиэтру, эскадра Гутторна должна отправиться к маголийским берегам как можно скорее. Разумеется, сохранить в полнейшей тайне ее выход не получится, но можно хотя бы отсрочить момент, когда Его Великокняжеское Высочество Тедельмид Седьмой узрит такое чудовищное ущемление своих интересов в южных морях. Молодому и честолюбивому монарху Шиэтры тесна была шкура отнюдь не маленького Великого княжества, ему хотелось не только расширить площадь своего государства, но и примерить императорскую корону. И, как назло, рядом не нашлось обленившейся Кехтаны с практически бесхозными землями, которые можно было бы откусить. Страны-соседки не желали удовлетворять амбиции Великого князя, зловредно сплотились и несколько раз дали решительный отпор территориальным притязаниям Шиэтры. Оставались только заморские колонии. Поэтому любая попытка Эльлора укрепиться на побережье Южного океана воспринималась шиэтранцами как публичное и тяжкое оскорбление, как плевок в лицо. Росс впервые познакомился с Тедельмидом, тогда еще наследником престола, пятнадцать лет назад, и они сразу друг другу не Понравились, практически с первого взгляда. Стройный, высокий и златовласый красавчик княжич показался ветерану двух войн пустоголовым дурачком, а шиэтранец, воспитанный в культуре, где физическому совершенству придается почти сакральное значение, воспринял маршала Джевиджа чуть ли не грубым животным в эполетах. Спустя несколько лет хромой канцлер тем более не смог вызвать у Великого князя ни малейшей приязни. Явное увечье второго лица в Империи воспринималось исключительно как неуважение к остальному миру. Высокомерная физиономия канцлера искоренению такого заблуждения тоже не способствовала. Его императорское величество Раил знай посмеивался над брезгливой сдержанностью собрата-помазанника, Джевидж в свою очередь не скупился на презрительные ухмылки, адресованные шиэтранскому владыке. Ни своей хромоты, ни болезненного вида Росс не смущался, они просто мешали жить, и все. А главное — Фэйм любила его всяким. Мысли о жене плавно скатились к мыслям о новорожденном сыне, заставив Джевиджа закрыть лицо и закусить губу.

— Вам плохо, милорд? — на всякий случай спросил Морран.

— Плохо. Попросите принести мне воды запить лекарства.

Телохранитель попался настолько зоркий и внимательный к мелочам, что в последнее время начал утомлять Росса своей бдительностью. Наверняка ведь регулярно докладывает Урграйну все подробности житья-бытья семейства Джевиджей и остальных домочадцев. С одной стороны, скрывать от командора особенно нечего, а с другой — чем меньше людей будет знать о том, что в семье Росса не все в порядке, тем лучше. В любой структуре, даже такой закрытой, как Тайная служба, рано или поздно случается утечка информации. Уж лучше потом все откроется разом, чем начнут просачиваться всякие слухи и слушки.

Было все это уже — грязная изнанка, красочные выдумки, подлинная и неприглядная правда. Ранвинэл чуть ли не со дня свадьбы давала поводы для сплетен. На первом же балу, куда их пригласили вместе как супругов, она омерзительно напилась, а потом блевала в саду. Рвота текла по подбородку, затекала в декольте, а юная леди Джевидж размазывала всю эту гадость по лицу.

Это сейчас, пройдя всеми кругами жестокого опыта постыдной немощи, Росс бы простил, пожалел и попытался лечить жену-пьянчужку, но тогда он преисполнился презрения. Сначала Джевидж ее возненавидел, а потом просто плюнул и вычеркнул из жизни, отдав в полную власть смертельной тяги к алкоголю. Ранвинэл быстро спилась и утратила человеческий облик. А ему даже сочувствовали, считали, что лорд Аджвин, отец девушки, обманом подсунул знаменитому жениху порченый товарец. Но даже самые омерзительные сплетни о нем, о Ранвинэл, о ее любовниках и безумных оргиях не трогали Джевиджа ни капли. Он был другим — молодым, сильным, самодовольным, он не знал, что такое любить до умопомешательства, до крика, не подозревал, как это — иметь рядом человека, которому можно доверить всего себя. Фэйм — его знамя, личный штандарт, его честь и достоинство в ней, и все лучшее, что есть в нем, — от нее, через нее. И тот, кто причинит боль, обидит, оскорбит Фэймрил Джевидж, — умрет. А ребенка-мага ей припомнят, как регулярно поминают покойного мужа — Уэна Эрмаада. И непременно сделают больно.

— Вот вода, милорд.

Услужливость Моррана можно понять. Ему тоже неохота откачивать бьющегося в конвульсиях милорда.

С трудом протолкнув в глотку горький-прегорький, как непрошеные воспоминания, порошок и почувствовав некоторое облегчение, Росс заставил себя думать о потребностях эскадры контр-адмирала Гутторна, а не о домашних делах. Старина Айриз, девятый граф Гутторн обладал еще более гнусным характером, чем лорд канцлер, разговаривал исключительно криком, но знал свое дело лучше всех. Они с Россом друг из друга душу вынут, разгрызутся в пух и прах ради того, чтобы задуманный поход увенчался успехом, чтобы в историю Эльлора была вписана еще одна достойная страница. Ну и слава с почестями тоже не помешает. Айриз честолюбив, он метит высоко. А почему, собственно, и нет? Здоровые амбиции вкупе с профессионализмом да помноженные на несомненный воинский талант — это прекрасное сочетание качеств.