Читать книгу - "Чингисхан. Книга 3. Солдат неудачи - Сергей Волков"

Чужой в чужой стране, точно. Это не моя родина и люди вокруг — не те люди, что были раньше. Их всех поразила какая-то болезнь. Вирус. Точно, на российских просторах случилась эпидемия! И теперь их населяют люди с вывихнутыми мозгами. В их сознании все перевернулось с ног на голову. Или даже хуже — никаких ног, никакой головы. Просто серый туман, похожий на тот, что сползает с гор в долину Махандари по утрам.

Балансируя на грани сна и яви, я мысленно переношусь в зеленую долину, где обитают маханды. Изумрудная трава, усеянная цветами. Бурлящие потоки, несущиеся по склонам. Облака в вышине. Облитые льдом вершины гор, позолоченные солнцем. Благословенная земля! И лицо Телли, обрамленное пламенеющими ромашками. Ее глаза, бездонные, как небо над горой Буй-сар.

А что, если нам с Телли поселиться там? Перевезти маму, выстроить дом… После битвы с кашгарцами мой авторитет, авторитет пророка Пилилака, вырос настолько, что я легко могу стать правителем этого народа.

Стальные тиски, сдавившие душу после того, как дед Чага открыл страшную правду о времени, в которое я попал, чуть-чуть разжимаются. Мне видятся картинки будущего: в потаенную долину приходит цивилизация. У махандов появляются орудия, технологии, медикаменты. Все очень дозировано, чтобы не нарушить той удивительной гармонии с природой, той чистоты помыслов, которыми отличаются эти дети гор.

По берегам ручьев бегают счастливые дети. Наши с Телли малыши — среди них. У нас трое детей. Нет, пятеро! Три мальчика и две девочки. Веселые, умные, послушные. Они будут счастливы в Махандари. Я сам дам им образование, сам научу всему, что необходимо.

Махандари… На полях трудятся крестьяне, пастухи гонят отары с пастбищ, над крышами домов поднимаются дымы — хозяйки пекут хлеб. Старики греются на солнышке.

Идиллия.

И я на высоком утесе, с верной винтовкой СВД в руках, зорко охраняю покой моих подданных. Чтобы никто, ни один человек с туманом в голове не проник в этот рай на земле, не нарушил его покой.

А можно еще надежнее, еще лучше — отправиться в долину Неш, разыскать черные камни, доставить их в Махандари и расставить на склонах окрестных гор. Чтобы время там навеки остановилось!

Никто не сможет помешать мне сделать это. Правда, майор Бейкоп рассказывал о каких-то прозрачных, вроде бы являющихся хозяевами камней, но разве смогут они остановить меня? Я — владыка перевалов и круч, властелин горных троп, великий пророк Пилилак! Я создам царство божье на земле, претворю в жизнь великую мечту человечества о золотом веке!

Претворю, как же… Следом за радужными мыслями приходят другие, тяжелые, словно отлитые из чугуна. Если начистоту, то настоящие хозяева гор — это как раз неведомые прозрачные. Если они могут устраивать такие вещи, как хроноспазм, если это они придумали линзы, то страшно подумать, на что еще способны эти существа.

Я не вступал с ними в прямой конфликт, я лишь краем коснулся их мира — и потерял четырнадцать лет жизни. Как мотылек, неосторожно подлетевший к костру, я опалил крылья, упал и теперь ползаю во тьме среди червей, личинок, всякого мусора, пытаясь снова взлететь.

А ведь все это время жизнь в долине махандов не стояла на месте! Что произошло с Телли за эти годы? С тех пор, как мы с Нефедовым оказались в хроноспазме, я не разрешал себе думать о девушке, но сейчас ничего не могу поделать — разогретый, раззадоренный мечтаниями мозг мой не может остановиться и начинает выдавать варианты — один чернее другого.

Телли вышла замуж. Погоревала, поспорила с отцом, но в итоге смирилась и стала женой какого-нибудь… Свадьба, пир, танцы… Брачная ночь… Заплаканное лицо девушки…

А потом — годы жизни с нелюбимым мужем, обреченность и потухшие, тоскливые глаза.

Или еще хуже: она сумела переупрямить отца. Телли чуть младше меня, сейчас ей около тридцати. Старая дева, вечно в черном, одинокая тень, избегающая людей. На нее показывают пальцами, ею пугают ребятишек.

И во всем этом виноват я.

Наконец, в мою измученную голову приходит совсем черная мысль: а вдруг Телли умерла? Да я ведь даже не знаю, сумела ли она освободиться от веревок! Конечно, мною руководили благие побуждения, когда я привязывал девушку к столбу, обозначающему границы владений махандов. Я спасал ее.

Но вот спас ли?

…Просыпаюсь от того, что плачу. Вся подушка в слезах. По потолку все так же бродят голубые тени. Всхлипываю, слышу ровное дыхание мамы. Надо успокоиться. Надо взять себя в руки. Я все исправлю. Я не просто доберусь до Махандари, я обязательно вернусь в то время, в восьмидесятый. Я изменю будущее!

Слишком много я… Слишком мало дела.

И тут откуда-то из глубины поднимается злость. Она всплывает, как большая черная рыба, обитатель таинственных океанских глубин. Зубастая, пучеглазая, злость буквально подбрасывает меня, заставляет откинуть одеяло, подняться и прошлепать босыми ногами на кухню.

Ух, если бы все мои — нет, наши, общие! — беды персонифицировались в конкретном человеке! С каким удовольствием, с какой мстительной радостью я набил бы ему морду!

Но такого человека нет. Зато есть другое…

Конь!

Это он во всем виноват!

Срываю фигурку с шеи. Кожаный шнур, изделие махандов, лопается, точно шерстяная нитка. Я знаю, что надо делать. И как же эта мысль не приходила мне в голову раньше? Сейчас, сейчас…

Света я не включаю, чтобы не потревожить маму. Выдвигаю ящик с вилками и ложками. Там у нас обычно всегда лежал напильник, старый, с мелкой насечкой. Мать точила им ножи и я, еще пацаном, не раз использовал этот невероятно твердый инструмент для изготовления всяких поделок. Однажды, помню, даже распилил им стальную линейку напополам.

Стараясь не шуметь, шарю в ящике. Ложки, вилки, ножи, открывалка для консервов, штопор, чайные ложечки… Есть! Напильник на месте. Кладу фигурку на краешек стола. Конь красив. Его пропорции, соразмерность форм и плавность линий завораживают. Неведомый мастер, изготовивший эту вещь, был гением. Но чувство прекрасного — не самая главная моя добродетель. Да и бушующая во мне холодная ярость гораздо сильнее любой эстетики. Я в таком состоянии и Венеру Милосскую готов разнести вдребезги!

Крепко прижимаю фигурку пальцами к столу. Странно, я ожидал, что предмет будет бороться, источать холод или, наоборот, жар, пытаться воздействовать на меня… Напильник чуть подрагивает в правой руке. Опускаю его на поблескивающую гладкую шею коня. Делаю пробный надпил. Ну, господа прозрачные, Чингисхан, Чунь-Чань, Елюй Чусай и прочие, что вы скажите на это?

Вжик, вжик, вжик… Напильник легко скользит по металлу, из которого сделана фигурка. На чистой поверхности стола появляются темные пятнышки стружки. Только вот странно — обычно, когда работаешь напильником по железу, звук более глухой, скребущий. А тут — словно я вожу куском льда по чему-то очень гладкому, по стеклу, например.

Меня охватывает недоброе предчувствие. Останавливаюсь, подношу напильник к глазам, чуть поворачиваю, чтобы рассеянный свет фонарей за окном упал на его поверхность. Увиденное повергает меня в шок — насечка на напильнике сточилась! А ведь он сделан из высокоуглеродистой инструментальной стали.