Читать книгу - "Представление для богов - Ольга Голотвина"

— Можешь оскорблять меня как угодно, — сухо ответил чародей, — но великий Шадридаг Небесный Путь... ведь ты и его сравнил с грязной свиньей!

— Шадридаг был гений! Гений! А у великих людей и ошибки великие... И потом... вспомни, при каких загадочных обстоятельствах погиб Шадридаг! А если он осознал, в какой ужас вверг две страны, и попытался ценой своей жизни остановить это безумие?

— Война, — веско и убежденно сказал Джилинер, — не безумие, а следствие человеческой природы. Если бы исчезло все оружие на свете, люди дрались бы кулаками и зубами. А Душа Пламени, при всей ее непостижимой сущности, — лишь оружие, но такое грозное, что пред ним склонится все живое. Любая война закончится, почти не начавшись.

— Да-а? Тогда почему Наррабан до сих пор не наш?

— Ты же ученый! — быстро сменил тактику Ворон. — Неужели тебе не было бы интересно...

Лицо астролога дрогнуло.

— Пра-авильно! — признался он. — Было бы интересно! Тем более что Шадридаг использовал Душу Пламени не только для войн... он прокладывал в горах дороги, воздвигал крепости...

— Вот видишь!..

— Нет, не вижу! Ты со своей бандой убийц не дороги собрался прокладывать!

— Это на первых порах, но дай мне получить в руки власть...

— К этому времени ты вконец озвереешь, а я перестану быть ученым. Ибо тот, кто служит тирану, не ученый.

— Вот как? — издевательски переспросил Ворон. — А ты ни разу в жизни не работал ни на одного правителя?

— Увы, каждый раз служба кончалась тем, что мне приходилось уносить ноги. Это и научило меня не доверять повелителям и тем, кто рвется повелевать. Посмотришь на иного — и разумный, и просвещенный, и наукой интересуется, и искусства поощряет... а приглядись — и на лице мудрого правителя хоть раз да сверкнут клыки Подгорного Людоеда. Не знаю, в чем тут дело... власть, что ли, так людей калечит? — Илларни безнадежно махнул рукой.

— За все приходится платить! — Джилинер сдерживался из последних сил. — Иногда цена бывает очень высокой, согласен. Но когда вожделенная, дорого оплаченная вещь попадает тебе в руки — от счастья забываешь, сколько за нее отдал.

— Но если слишком дорого платить за власть, почет и прочую труху, — без запинки ответил Илларни, — быстро обнаружишь, что за душой у тебя ни медяка... и самому тебе цена — медяк.

Джилинер невольно хмыкнул:

— Правду про нас говорят: когда боги создавали первого грайанца, они сначала сотворили длинный язык, а потом уже вокруг языка налепили все остальное... Но что ты скажешь, старик, если я поклянусь: у тебя не будет погребального костра! Посмей только остановить свое неразумное мальчишеское сердце — и я брошу твой труп шакалам!

— Ты это сделаешь?!

— Клянусь памятью Первого Ворона. Илларни притих, призадумался.

— Ладно, — выдохнул он наконец. — Лучше вечность бродить меж мирами, чем возродиться в человеческом теле и увидеть, что твой мир сгорел.

Джилинер отпрянул, потрясенный мужеством щуплого седого человека.

Напряженную тишину спугнули голоса из черного провала лестницы. Ворон встрепенулся, подобрался, метнулся к выходу, властно бросив через плечо:

— Жди меня здесь!

Едва Великий Одержимый скрылся, как пленник вскочил с ковра и шустро обежал пещеру. Он был похож на зверька, попавшего в клетку и тычущегося носом в каждый угол в поисках выхода. Илларни заглянул за жертвенник, быстро осмотрел статую — искал что-нибудь вроде рычага, открывающего потайной ход. Затем юркнул в коридор — один из трех, вливавшихся в пещеру. Сунулся он туда без особой надежды: если бы ход вел наружу, там стояла бы охрана. Илларни быстро обнаружил, что забрел в тупик, обрывающийся над озером багровой лавы. Задыхаясь от ставшего невыносимым запаха серы, астролог вернулся в пещеру. Второй выход, приподнятый над полом и окруженный чем-то вроде каменного балкончика, старика не интересовал: Илларни совсем недавно спустился оттуда по крутым ступенькам. Коридор этот вел к зарешеченному каземату, где держали ученого. Оставался третий выход — тот, за которым исчез Ворон.

Илларни высунулся на лестницу и напряженно прислушался. Ему удалось уловить снизу торжествующий, возбужденный голос Великого Одержимого:

— Живыми их ко мне, обязательно живыми! Посмотрим, заведет ли тогда наш звездочет благородные речи!